Читать книгу "Тайная слава - Артур Мейчен"

— Запрещенный прием! — отважился Роусон, тощий парень, любивший заламывать руки мальчикам помладше до тех пор, пока те не начинали молить о пощаде. Суть произошедшего не доходила до него; он смотрел с недоверием, как материалист, отвергающий чудо даже тогда, когда видит его собственными глазами. — Запрещенный прием, Мейрик!

Но Амброз спокойно вернулся на свое место и снова приелся листать словарь. Это был толстый, тяжелый том в твердом переплете, и именно ребром переплета Амброз нанес несчастному Роусону огромной силы удар в лицо. Роусон закрыл лицо руками и заплакал тихо и уныло, раскачиваясь взад-вперед на месте и едва воспринимая беглый поток проклятий, коими осыпал его недавний тихоня Мейрик, проверявший таким образом, достаточно ли хорош был удар.

Амброз поднял словарь и обрушил на изумленных зрителей целый ряд замечаний, которые сделали бы честь старомодному режиссеру на генеральной репетиции спектакля.

— Ты только послушай его! — слабо, почти благоговейно, произнес Пелли. — Ты только послушай его!

Но бедный Роусон, раскачиваясь взад-вперед, тихо рыдал и, зажав голову руками, не говорил ни слова.

Мейрик всегда отличался внимательностью к мелочам и в тот вечер пришел к выводу, что определенные римские традиции следовало бы перенять. Благоразумный Бейтс продолжал корпеть над своим школьным упражнением по стихосложению на латыни, тихо ухмыляясь. Бейтс был циником. Он всем сердцем презирал обычаи и в то же время очень тщательно соблюдал их. Он мог бы стать изобретателем и автором футбольных игр, если бы кто-нибудь оценил ту страсть, с какой он предавался этим занятиям. Но его имя вошло в историю спорта: Бейтс совершил прыжок, бросил молот и пробежал кросс так, будто от этого зависела вся его жизнь. Однажды мистер Хорбери случайно подслушал, как Бейтс говорил что-то о "чести дома", который вошел в его сердце. Что касается крикета, то Бейтс играл с таким рвением, словно его личное честолюбие требовало, чтобы он стал первоклассным профессионалом. И он искренне радовался, закончив свои латинские стихотворения, написанные (к изумлению других мальчиков) "будто письмо" — то есть без черновика. Бейтс имел "наклонность" ко всему в Системе, от спорта до латинских стихов, и его рукописи пользовались неизменным успехом. Он ухмыльнулся в тог вечер отчасти над превращением Мейрика, а отчасти над строкой, которую набросал:

"Mira loquor, coelo resonans vox fundulur alto"[129].

В дальнейшем Бейтс написал пару романов и продал их, по словам журналиста, "словно горячие пирожки". Мейрик пошел навестить его вскоре после того, как тираж первого романа дошел до тридцати тысяч, а Бейтс читал "положительные рецензии" и радовался приятному хрусту только что полученного чека.

"Mira loquor, populo, resonans, cheque fundutur alto"[130], — сказал ему Бейтс. — Я знаю, чего хотят школьные учителя, мальчики и публика, и я забочусь о том, чтобы они это получили — sale espece de sacres cochons de N. de D.![131]

Остальные занятия протекали в полной тишине. Пелли приходил в себя от полученного шока и начинал обдумывать месть. Мейрик своим поведением довел его до безрассудства, и он должен был как-то ответить. Это была просто случайность; Пелли решил вызвать Мейрика на драку и устроить обидчику самую страшную трепку, какую тот когда-либо получал. Он был полным, но смелым парнем. Роусон, напротив, был ужасным трусом и подлецом, а потому решил, что с него хватит, и время от времени бросал в сторону Мейрика смиренные, примирительные взгляды.

В половине десятого они все вместе пошли в столовую за хлебом с сыром и пивом. Без четверти десять мистер Хорбери появился в форменной одежде и шапочке и прочитал главу из послания св. Павла римлянам, а также одну или две бессвязные и унылые молитвы. Когда мальчики уже поднимались в их комнаты, Хорбери остановил их.

— Что это, Пелли? — спросил он. — Твой нос раздулся. И как огляжу, из него идет кровь. Что ты с собой сделал? А ты, Роусон, как ты объяснишь синяки вокруг глаз? Что все это значит?

— С вашего позволения, сэр, на футболе сегодня была очень жаркая битва, к чему мы с Роусоном оказались не очень готовы.

— И ты участвовал в столкновении, Бейтс?

— Нет, сэр; я был крайним нападающим. Но все ребята играли отчаянно, и я видел, как ударили Роусона и Пелли, когда мы менялись.

— О! Ясно. Весьма рад обнаружить в вас таких азартных игроков. Что касается тебя. Бейтс, то я вижу, что ты лучший среди нападающих твоего возраста, лучше всех, кто когда-либо был у меня. Спокойной ночи!

— Спасибо, сэр! — в едином порыве откликнулись псе трое, как будто исполнили их самое сокровенное желание, и Хорбери мог бы поклясться, что Бейтс даже покраснел от удовольствия после его похвалы. На деле же Бейтс упивался собственной хитростью и способностью выходить из любого сложного положения.

Мальчики ушли, и мистер Хорбери вернулся к своему столу. Он редактировал сборник избранных произведений под названием "Английская литература для младших классов". Хорбери начал читать приготовленную к работе рукопись:

"Весь день грохочет битвы шум В горах за зимним морем;

Пока сподвижники Артура[132], плечом к плечу, единым строем

Не сложат головы в нолях под Лайонессом…"[133]