Читать книгу "Выход на бис - Леонид Влодавец"

— Правильно мыслишь, — одобрил Чудо-юдо с некоторой иронией, — только извини, с «маячком» ничего поделать нельзя. Разве если схему изъять. А это намного сложнее, чем ее поставить. Это ведь не печатная плата какая-нибудь. Там молекулярные связи с твоим серым веществом образовались, это уже не клеточный уровень, а гораздо глубже. То, что ты на томограмме видел, можно сравнить с изображением города Москвы, сфотографированного обычной репортерской камерой из космоса. Причем даже не с борта станции «Мир», а с «Аполлона», вышедшего на окололунную орбиту. А для того чтобы можно было схему как следует разглядеть и понять, что она теперь собой представляет, нужна электронная микроскопия.

— Не понял, — пробормотал я. — Что значит — теперь? Она что, изменяется как-то?

— Вот именно. Во-первых, эту схему тебе поставил Сарториус. Он первый рискнул, добился успеха, но деталей операции нам не сообщил. Мы даже не можем достаточно точно определить химический состав коллоидного раствора, который был тебе введен. Соответственно не очень точно знаем все нюансы взаимодействия этой «капельки» со средой, а там происходят какие-то процессы

— это несомненно. Даже если самого Сарториуса спросить, он наверняка не знает. Во-вторых, сделал он это уже тринадцать лет назад. Не знаю, были у него еще какие-то спецсубъекты, но сейчас твоя схема самая старая на земле. Условно говоря, она уже «вросла» в твой мозг, никаких явлений, указывающих на ее отторжение, нет. По крайней мере, нам так кажется.

— Значит, вы еще и свойств ее толком не знаете? — зло пробормотал я.

— В общих чертах знаем, — успокоил отец. — Принципиально мы знаем, какой химический состав должен иметь коллоидный раствор, понимаем кинетику реакций. Нам известно, в какой участок мозга он должен быть введен и по каким основным направлениям формируются связи полужидкого кристалла. Откуда идет перенос ионов, обеспечивающий энергетику, тоже знаем. Даже разность потенциалов на внутриклеточных мембранах. То есть знаем все, что дает возможность практически работать с этой микросхемой. Но если о тех схемах, которые мы сами поставили известным тебе девицам Зейнаб и Винь, наши знания приближаются к ста процентам, то о ваших с Танечкой — только к шестидесяти. Даже сверхмикроскопические примеси или присадки могут на каком-то этапе дать существенную разницу и в характеристиках схем, и в их возможностях.

— Значит, я теперь буду вечной мишенью? — Это у меня прорвалось уже совсем безоглядно.

— С какой стати? — сказал Чудо-юдо. — У нас здесь, в подвалах у «нефтяного шейха», есть кое-какое оборудование. Очистим твою память от всего лишнего, и никому из гнусных супостатов ты больше не будешь нужен. Сначала, конечно, разберемся в том, что там твоя супружница накодировала, а потом спишем все на искусственный носитель и перекинем в Москву по спутниковой связи. Это все уже не проблемы…

— Но есть другие? — спросили мы с Хрюшкой почти одновременно.

— Есть, — мрачно ответил Чудо-юдо. И наше настроение, которое стало немного улучшаться, опять упало.

— И какие? — осмелился спросить я минуту спустя.

— Все те же, — сердито мотнул головой отец в сторону Хрюшки. — Ее французское гражданство, будь оно неладно! У меня и так на внутрироссийском уровне начиная с апреля этого года одни неприятности, а эта… Шевалье еще добавила. В общем, придется мне тебя, дорогая невестка разведенная, отдавать французам. Не бесплатно, но придется. Нет другого выхода.

— Но… — Это вырвалось у нас обоих, однако Чудо-юдо громко хлопнул огромной ладонью по столу, так, что задребезжала посуда.

— Никаких «но»! — рявкнул он. — Решение принято. У вас только одно право

— подчиняться. Уже достаточно самодеятельности насмотрелся!

Он выдернул из-под пиджака рацию, нажал кнопку, бросил пару слов по-арабски. Мы еще не успели ничего сообразить, как в комнату разом вломились четыре детины в темных очках, крепко сцапавших нас с Ленкой за локти.

— Не дрыгайтесь, — предупредил Чудо-юдо строгим тоном. — Ничего

особенного с вами не случится. Если бы я не знал вашего дурного характера, мог бы и без силовых приемов обойтись. Но у нас и так много времени на разговоры ушло.

Шприц-тюбик в плечо — это было так знакомо… Я сперва как бы «поплыл», угодив без всякого физического удара в состояние грогги, а потом резко провалился в темноту.

Обмен и обман

Я абсолютно потерял чувство времени. Потому что забытье было настолько глубоким, что его вполне можно было считать «временной смертью». Никаких снов, видений, «компота» из картинок и ощущений не было. Несколько часов я вообще не существовал, но когда меня пробкой выбросило в жизнь, то показалось, будто с момента укола прошло не больше минуты.

Пробуждение было действительно очень быстрым. Тьма, со всех сторон окружавшая меня, стала красноватой. Это был свет ламп, пробивавшийся сквозь мои закрытые веки. Я сразу же обрел слух и услышал знакомый голос Чудо-юда:

— Все нормально, сейчас глаза откроет.

Я открыл. Первое ощущение — будто попал обратно в клинику «Сан-Николас» на Гран-Кальмаро. Больничная койка, датчики на теле, гудение приборов. Запах чего-то лекарственного, светло-голубые стены из плиток. Только в отличие от тогдашнего я сразу почуял, что могу командовать своими руками, ногами и всем прочим, что должно подчиняться хозяину тела.

— Ну, как самочувствие, Димуля? Все в порядке? — Кроме Чудо-юда, в палате

— этому помещению такое название вполне подходило — находились еще двое, мужчина и женщина, явно мне незнакомые, в белых халатах.

Самочувствие совсем хреновым назвать было нельзя, но и бодрым тоже. Нечто среднее между сильным недосыпом и легким отходняком с небольшого бодуна. Голова тяжеловатая, но не болит, руки поламывает, но не трясет.

— Ничего, вроде пока не помер, — отозвался я.

— Не скромничай, — весело сказал Чудо-юдо, — объективные показатели у тебя приличные, просто я тебе чуть-чуть больше кубиков вкатил. Это не смертельно. Наоборот, должен чувствовать, что в голове полегчало. Прямо скажем, не пожалела тебя супруга, когда через ГВЭП с переходником информацию перекачивала. Если бы это случайно разархивировалось…

— Сдох бы на месте? — поинтересовался я.

— Вполне мог бы, — без особого юмора в голосе подтвердил отец. — Хотя вернее всего свихнулся бы. Произошло бы спонтанное микширование памяти, формирование композитного «я» со всеми печальными последствиями. Вроде того случая, когда Брайт нахалтурил и вы с Брауном одновременно сидели в одной черепушке, а периферическая нервная система не знала, чьи команды выполнять. Но здесь, наверно, еще хуже получилось бы. Все, что хочешь, вплоть до паралича дыхания. Точно предсказать не берусь. Но теперь тебе это не угрожает. Все полезное, но тебе лично ненужное, переписали, все лишнее стерли, все необходимое для тебя оставили. Ну-ка, ребята, снимайте с него датчики. Пусть разомнется.