Читать книгу "Закат. Трилогия "Штамм". Книга 2 - Чак Хоган"

Полагаю, профессор, в каком-то смысле ты всегда хотел этого. Я думаю, тебе всю жизнь было крайне любопытно узнать, что же там такое, по ту сторону жизни.

Сетракян не мог отвечать — под его языком растворялись таблетки. Но ему и не нужно было отвечать вслух. «Мой меч поет серебром», — подумал он.

У профессора кружилась голова. Лекарство начинало действовать, на мысли опускался туман — спасительный заслон, не позволяющий Владыке постичь истинные намерения Сетракяна. Мы многое узнали из книги. Мы поняли, что Чернобыль был ложным объектом… Лицо Владыки было прямо перед Сетракяном. Как же Авраам хотел прочитать на нем страх! Твое имя… Я знаю твое истинное имя. Хочешь услышать его… Озриэль?

В ту же секунду рот Владыки распахнулся, и оттуда с яростной силой вылетело жало. Оно с треском пробило шею Сетракяна, разорвало голосовые связки и вонзилось в сонную артерию. Сетракян лишился голоса, однако не почувствовал жгучей боли, только все его тело охватила тупая мука иссушения. Старик понял, что его выпивают до дна. Что его системе кровообращения пришел конец, а вместе с ней и всем органам, которые она обслуживала. И что сейчас последует шок.

Глаза Владыки были невозможно красного цвета, они так и сверлили лицо жертвы, пока Тварь с колоссальным наслаждением пила ее кровь. Сетракян выдержал взгляд вампира — не из чувства противоречия, он просто смотрел в глаза Владыки и ждал каких-нибудь признаков немочи. Старик ощущал вибрации кровяных червей, которые, извиваясь, носились по всему его телу, с жадностью исследуя свое новое обиталище и вторгаясь в самые сокровенные тайники его естества.

Внезапно Владыка затрясся, словно от удушья. Его голова резко откинулась назад, мигательные перепонки затрепетали. Тем не менее жало плотно сидело в артерии, и Тварь упорно продолжала пить, словно желая высосать всю кровь до последней капли. Наконец Владыка отъединился от Сетракяна, вобрав в себя трепещущее красное жало. Весь процесс занял не более тридцати секунд. Владыка вгляделся в Сетракяна и увидел, что тот смотрит на него с пристальным интересом. Пошатнувшись, вампир сделал шаг назад. Его лицо исказилось, кровяные черви замедлили свой бег, толстое горло заходило ходуном, словно Владыка чем-то подавился.

Тварь швырнула Сетракяна на пол и, качаясь, побрела прочь. Кровь старика оказалась неудобоваримым обедом. В нутре Владыки разгоралось жжение.

Сетракян лежал на полу Главного щита. Перед его глазами гтпям плыла пелена. Пооколотая шея кровоточила. Он наконец расслабил язык, почувствовав, что последние таблетки, лежавшие в ямке его челюсти, растворились без остатка. Старик успел рассосать большие дозы сосудорасширяющего нитроглицерина и позаимствованного у Фета крысиного яда — кумадина, разжижающего кровь. Все это Владыка и получил вместе со своим кровавым обедом.

Фет был прав: у тварей отсутствовал биологический механизм рвоты. Если они поглощали какое-либо вещество, то изрыгнуть его обратно уже не могли.

Нутряное пламя все сильнее жгло Владыку. Он снова сорвался с места и размытой черной кляксой вылетел из зала во внешние помещения, где истошно надрывались сирены.

Пока станция проходила половину очередного витка вокруг Земли — она была над темной стороной планеты, — Космический центр имени Джонсона замолчал. Талия потеряла Хьюстон.

Вскоре после этого она почувствовала несколько сильных толчков. Это были столкновения с космическим мусором — по станции щелкали обломки, витающие в пространстве. Ничего особо необычного — разве что частота соударений.

Еще толчки. Слишком много. И слишком кучно.

Талия замерла, насколько вообще можно было замереть, плавая в невесомости. Она попробовала успокоиться, привести мысли в порядок. Нет, что-то явно было не в порядке.

Талия подплыла к иллюминатору и уставилась на Землю. На ночной стороне планеты были отчетливо видны две очень яркие, словно бы даже раскаленные точки. Одна была прямо на горизонте, на границе света и тьмы. Вторая — ближе к восточному краю.

Талия никогда не видела ничего подобного. Ни на тренировках, ни в руководствах, которые она читала во множестве, — ничто не подготовило ее к этому зрелищу. Интенсивность света… Явно очень большое выделение тепла… На земной полусфере яркие точки казались не более чем булавочными уколами, и тем не менее опыт Талии подсказывал ей, что это взрывы колоссальной мощности.

Станция качнулась от еще одного сильного удара. То были не привычные градинки мелкого космического мусоpa. Вспыхнул индикатор аварийной ситуации, около люка замигали желтые световые сигналы. Что-то изрешетило панели солнечных батарей. Словно бы по станции открыли огонь. Надо немедленно облачаться в скафандр и…

БАМММ! Сильнейший удар по корпусу модуля. Талия подплыла к компьютеру и сразу увидела предупреждение об утечке кислорода. Очень быстрой утечке. Баки тоже были изрешечены. Зовя своих товарищей по станции, Талия ринулась к шлюзу.

От нового удара корпус модуля содрогнулся еще сильнее. Талия старалась залезть в скафандр с максимальной скоростью, однако целостность станции уже была нарушена — давление стремительно падало. Непослушными пальцами Талия пыталась закрепить шлем, спеша опередить смертоносный вакуум. Последние силы ушли на то, чтобы открыть кислородный клапан.

Теряя сознание, Талия проваливалась в темноту. Последние ее мысли перед отключкой были вовсе не о муже, а о собаке. В мертвенной тишине космоса Талия каким-то образом услышала ее лай.

Вскоре Международная космическая станция и сама стала частью космического мусора, несущегося в пространстве. Медленно сходя с орбиты, она начала неуклонно приближаться к Земле.

Сетракян лежал на полу Главного щита атомной станции «Рожковая долина». Вокруг него все сотрясалось от грохота. У старика жутко кружилась голова. Сетракян знал, что он обращается. Он чувствовал это. Стеснение в горле было только началом. Его грудная клетка превратилась в кипучий муравейник. Кровяные черви, освоившись в организме, выпустили на волю свое сдержимое: вирус начал быстро размножаться внутри Сетракяна, подавляя работу клеток и пытаясь изменить его. Пытаясь переделать человека под себя.

Тело Сетракяна не могло противостоять обращению. Если даже не принимать во внимание, что его вены, и без того слабые, вовсе перестали ему служить, все равно он был слишком стар. Слишком немощен. Сейчас Сетракян походил на подсолнух с тонким стеблем, который неумолимо склоняется под весом растущей головки.

Или на зародыш, развивающийся из клетки с дурными хромосомами.

И голоса… Он слышал их. Гудение большого коллективного сознания. Координация бытия муравейника. Какофонический концерт.

Сетракян чувствовал жар. Это было связано с растущей температурой его тела. Но еще жар исходил и от трясущегося пола. Система охлаждения, предназначенная для того, чтобы не допустить расплавления топливных элементов, отказала. Причем отказ этой системы не был случайным — ее нарочно вывели из строя. Расплавленное топливо прожгло днище защитной оболочки реактора. Как только оно достигнет уровня грунтовых вод, земля под станцией разверзнется, выбросив столб смертельного радиоактивного пара.