Читать книгу "Исход - Олег Маловичко"

— Гордись! — сказал Сашке. Старался говорить буднично, но в голосе слышалось торжество. — Тобой традицию откроем. Я с тобой поработаю, а потом голову на кол насажу, с западной стороны, откуда нападают. Враг пойдет по лесу, наткнется на голову гнилую. Сто раз подумает.

Сашка что-то орал, Сева опять не слушал, приучил себя не слышать. Ему мешал беспорядок на поляне, он собрал с земли и забросил подальше сигареты. Поднял сложенный вчетверо листок, и зрачки его заходили от края к краю, когда читал.

— Вот зачем встречались!

— Н-н-не тэ-трожь ее!!.. — страшно вытянув жилы на шее и покраснев, заорал Сашка.

— Придется. Она — угроза хозяину. Ты о себе сейчас думай. Так и чуял, хрен вы успокоитесь. Надо было сразу… Ничего. Я всех найду и головы отрежу. Выставлю в ряд, всех восьмерых, вместе сгниете.

* * *

Решили разделиться в поисках жилья. Бугрим с Игнатом пошли на юго-восток, Антон и Света — на юг, к Кашину. Винер, Карлович и Аревик остались пока в деревне. С утра сварили пшенку. Завтракали шумно, Бугрим вышучивал Винера, тот неожиданно удачно отвечал.

Было хорошее холодное утро с ясным прозрачным небом без солнца. Дорогу не убирали, давно не было машин, и обочины завалили жухлые осенние листья. Антон шел по центру, а Света — по листьям, взметая их ногами. Листья внизу были мокрыми и не взлетали, а липли к сапогам.

— Как по лужам! — воскликнула Света, а Антон ухмыльнулся.

Он достал из-за пояса фляжку, сделал два глотка и протянул девушке. Она остановилась, возмущенная.

— Тебе мало, что я не замечаю, как ты с утра хлещешь?

— Это последнее вино.

Она заправила обратно под вязаную шапку выбившийся и мешающий взгляду локон и взяла фляжку. На ней были смешные разноцветные перчатки с обрезанными пальцами.

— За… — Светка подняла глаза, словно ответ был написан на небе, — давай за… или нет…

Антон улыбался. Не тому, что она говорила, ей самой. Он не знал, любовь ли это, слишком быстро и рано для любви, и кто он такой, чтобы посметь любить, но ему радостно было со Светой, он впитывал ее малейшие движения, изгиб шеи, ямки на щеках — вот они есть, вот пропали. Когда она обижалась, обнимала плечи руками крест-накрест, а когда радовалась, бросалась танцевать что-то хип-хоповое, чего не было в юности Антона. Он хотел узнавать ее дальше.

— Але, гараж, не спим! — щелкнула пальцами перед его носом. — Согласен, нет?

— Прости, я не слушал.

— Ты тормоз.

— Я тормоз.

— Я хочу выпить за нас. Скажешь, тупо? Банально? Мы ни разу за это не пили. Мы вообще пили один раз, у реки, глинтвейн. Но тогда не было нас. А теперь есть.

— Тогда за нас.

— За нас.

Она выпила и подала фляжку ему. Он допил до конца, а Света забрала фляжку и бросила в лес, как могла далеко.

— Ты что делаешь? Фляжка-то хорошая!

— А она тебе не нужна. Все, ты бросил! — Света обвила руками шею Антона.

— Да?

— Да. Заставлю. Я ж с Востока, деспотизм в крови.

Они смеялись, он обнял ее и не хотел отпускать. Сам не хотел пить. Хотел долго жить, чтобы быть с ней, хотел детей, здоровых.

— Я боюсь.

— Чего? — Провел ладонью по щеке девушки, она отзывчиво склонила голову.

— Что дальше.

— Найдем дом. Станем жить. Родишь пацана.

Землю тряхнуло.

— Что это? — спросила Света.

— Не знаю. Похоже на толчок подземный.

— Землетрясение?

— Здесь не бывает.

— Вчера тоже было, помнишь?

Тряхнуло еще раз.

* * *

Будь дырка пошире, Голупа бы ее трахнул. Не удержался бы. Она его заводила. Гладкая, правильная, ложащаяся в ладонь, будто выросла оттуда. Тактическая прецизионная винтовка «Юник Эльпайн». Нарыл в багажнике джипа московского крутыша. Остановили на подъезде к Яшину. Его мочили в кювете, орал, как… кхм, резаный, а Голупа, не любивший смерти, рылся в его вещах. Когда нашел винтовку в серебристом прорезиненном чехле, сердце обмерло. Любовь с первого взгляда. Взаимная, иначе бы Голупа не попадал в рубль с двадцати метров. Она была хорошо пристреляна, и он никогда не мазал. Он был лучшим стрелком в отряде, после Маши.

При воспоминании покраснел. После того случая его за глаза дразнили Жопорезом. Обидно, он ведь и трахать ее не хотел, даже согласись она, у него б не встал, он себя знал. Эту и многие другие глупости в своей жизни он сделал, чтобы добиться одобрения. И Пашке Головину прислуживал, чтобы тот похвалил.

Голупе мнилось, что наступит день, когда он совершит что-то важное и значительное, и тогда его признают. Будут смотреть с уважением и завистью, а Паша Головин похлопает по плечу, скажет, что непонятно, уцелел бы отряд без него. Голупа с торжеством посмотрит на белобрысую сучку, а она растеряется, а позже, когда будут ужинать за одним столом, вполголоса извинится, приблизив губы к его уху.

Голупе нравилось мечтать. Он перестал следить за дорогой, конь шел сам. Голупа нарочно напросился на задание — идти впереди отряда — и настоял, чтобы самому, без напарника. С тем пришлось бы болтать и помечтать не получилось бы.

Нужно было пересечь лес, выбраться на дорогу и доехать до Выськова. Он опережал отряд на час. Голупа перебросил винтовку с плеча, и она висела поперек груди, так ее можно было видеть и трогать.

Скоро выпадет и мне шанс, думал Голупа, слегка качаясь в седле в такт ходу гнедого Шамиля. Может, выеду на холм, и там он. Может, закрою глаза, а когда открою — увижу внизу, на дороге, брошенный армейский грузовик, набитый ракетами «земля-земля». Тогда мы с Пашей короли.

Голупа, наплевав, что был дозорным двигавшегося по пятам отряда, закрыл глаза и не открывал их, пока Шамиль не забрался на холм и не остановился. Голупа так убедительно нарисовал в воображении грузовик — темно-зеленый, с выцветшим ребристым тентом, дверь со стороны водителя открыта и свисает рука — что удивился бы, если б его на дороге не оказалось.

Он должен быть там. Он есть.

Голупа распахнул глаза. Не было грузовика.

Был шанс.

По дороге, в километре от Голупы, шли двое. Лицами к нему. Голупе везло — увлечены были разговором, вперед не смотрели. Он повернул Шамиля назад, вниз с холма, торопливо спешился, небрежно привязал коня к рябине, и, пригнувшись и отклячив зад, забрался на холм. Лег грудью на землю, приложил к плечу приклад, нашел путников прицелом, повел мушкой по дороге.

Опять повезло: путники, мужчина и девушка, остановились против него, на линии прицела, даже не пришлось сдвигаться. Их разделяла сотня метров. Голупа с такого расстояния в карту попадал.