То есть, через год я могу не вернуться? Или могу вернуться? В отпуск хоть? И жить на гражданке через год не смогу? Неужели правда?» Возможность передумать в пункте отбора действительно есть, но сделать это надо до того, как на контракте появится подпись добровольца и командира, причём пункты отбора собирают статистику по причинам отказа, чтобы потом военные её изучили и провели, так сказать, работу с возражениями. Их цель – уменьшить количество отказов. В заключение скажем вот о чём: «Вёрстка» увидела и показала нам страшную картину: ежедневно сотни мужчин добровольно идут записываться на войну, буквально на смерть. Когда-то, ещё в 21 году, Матвиенко задорно сострила, что, мол, если нагрянет война, русские не станут беженцами, а сразу побегут в военкомат. И вот нынешний апокалипсис в Бутырском районе войны как будто её слова подтверждает. Мол, вот они какие, русские, ни себя им не жалко, ни свои семьи, ни тем более украинцев. Но вообще-то это не так. Давайте не забывать, что в России, судя по всему, один-единственный такой суперуспешный пункт, на котором за подпись платят 1 миллион 900 тысяч, и куда за неделю приезжает две с лишним тысячи рекрутов. Белгород обещает ещё больше, три миллиона, но вряд ли белгородский бюджет сможет себе позволить тратить деньги как столица, так что аттракцион невиданной щедрости точно не будет таким же масштабным. Взвинтив выплаты за контракт, Москва выкачивает желающих повоевать из всей страны. Я не буду говорить, что в масштабах России этот поток не так уж и велик. Даже 10 человек, отправленных на войну – это на 10 человек больше, чем нужно туда отправлять. Но те, кто стоит в очереди – это практически все, кто есть в наличии. Репортёры бережно отнеслись к этим людям, дали им возможность быть услышанными. Слова рекрутов подтверждают то, о чём мы с вами говорили и раньше: добровольно в российскую армию, в основном, записываются из-за денег и других проблем, которые случились у людей в жизни, ну и каких-то плюшек, которые им обещают, привилегий, льгот, ради собственного будущего. Есть, конечно, те, кто говорит, что их главный мотив – долг и патриотизм, но давайте учитывать: эти люди пришли оформляться не в Саратове или Чебоксарах, где выплаты за контракт гораздо меньше, а поехали в Москву. Отправляясь на войну, люди меньше всего думают о том, справедлива ли она, оправданно ил её ведёт государство. Какие-то штампы о защите родины и завидующих нам врагах будущие контрактники, конечно, иногда воспроизводят, но заметно, что вопросы об этом их удивляют. Многие задумываются об этом впервые и не могут решить, что отвечать, да им это и не важно. Справедливо, не справедливо – для них дело не в том, справедливо или нет, а в том, что можно взять деньги и не заморачиваться сложными вопросами. Но кроме денег и льгот есть ещё одна категория причин, по которым люди идут на войну. Среди них много кому себя не жалко. Они рассказывают про трагедии в семье, про тяжёлое детство, про неустроенность, неуспешность и разочарование. Среди них многие пьющие, наркоманы, многим уже сейчас нужна консультация психолога, поддержка общества и банальная медицинская помощь. И государство этими слабостями и травмами пользуется, предлагает покончить со всеми проблемами разом, и с долгами расплатиться, и экзистенциальный кризис смертью в окопе разрешить. Всей этой историей, от мысли, что есть место, где сидят люди, отправляющие других людей на смерть, где можно продать свободу и право на жизнь, где многие согласны, что война – это если не нормально, то хотя бы естественно – от этой мысли, конечно, становится по-настоящему жутко. Просто похоже на какой-то портал в ад, и находится он в Москве. И вокруг этого портала город, который упорно его не замечает, словно это баг реальности, оптическая иллюзия, от которой нужно держаться подальше. В заключение, конечно, скажу: если вдруг вам приходит в голову такое или кому-то из ваших знакомых – ни в коем случае не ходите на войну. Ваша жизнь совершенно не стоит того, чтобы решить финансовые проблемы или получить за это какие-то иллюзорные перспективы. Нет ничего дороже вашей жизни, так что не приближайтесь к этому месту в Бутырском районе Москвы.
Контракт на смерть. Кто и зачем идёт воевать добровольно - ЭХО
October 19, 2024 00:11
Ракурсами мы теперь богаты, как протоколами обысков - ЭХО
Сегодня с 18 до 20 часов в офисе Псковского «Яблока» сотрудники Следственного комитета и Центра «Э» провели обыск. Формальная причина всё та же – уголовное дело, возбуждённое в отношении меня 1 октября за якобы «неисполнение обязанностей иностранного агента». Псковское «Яблоко» проходит уже пятый обыск, начиная с 2019 года. Я не являюсь председателем регионального отделения с июня 2023 года, но тяга сотрудников силовых структур к штабу Псковского «Яблока» не ослабевает. Для обыска в офисном помещении санкция суда не требуется. В офисе силовиками была взломана дверь, все находившиеся в помещении сотрудники были заблокированы на своих рабочих местах, но в дальнейшем всем, кроме меня, разрешили уйти, взяв свои мобильные телефоны. Обыск проводил руководитель следственной группы Андрей Семенов. Его заинтересовали мой служебный компьютер (он уже пережил два обыска, в одном из которых потерял защитный экран), личный телефон и личные ноутбуки сотрудников, которые им не разрешили забрать с собой, а также красивый сетевой фильтр. Мы с адвокатом Владимиром Даниловым отметили в протоколе обыска, что изъяты вещи граждан, не имеющих никакого отношения к делу. Помощник руководителя Следственного управления по Псковской области по взаимодействию со средствами массовой информации Валерия Першина снимала видео – так же, как у нас дома 2 октября. На мой вопрос, как скоро свежее кино появится в канале RT, ответила, что не имеет отношения к видео домашнего обыска, слитого утром 2 октября на RT. «А кто имеет?», – спросил я Валерию Першину и Андрея Семенова, который и тогда руководил обыском, но ответа у них не было, хотя все пришедшие на обыск к нам домой не могли попасть в группу без ведома следствия. «Обратите внимание: там другой ракурс!», – сказала Першина. Да уж, ракурсами мы теперь богаты, как протоколами обысков. «Вы в Пскове родились?» – спросил я Андрея Семенова. «Нет», – смущенно ответил
