Читать книгу "Генрих VIII. Жизнь королевского двора - Элисон Уэйр"

большого количества анонимных изображений этой баталии, которые были заказаны в поздние годы правления Генриха и сейчас хранятся в Королевской коллекции.

Французским послам оказали «такой роскошный прием, какого доселе не видывали»18. Пятого мая, после мессы, король официально принял их в новом банкетном доме, где был подписан Гринвичский договор; Генрих поклялся соблюдать его условия. Вместе с королевой за этим наблюдала его сестра, герцогиня Саффолк. Оказалось, что это было ее последнее публичное появление при дворе.

На следующий день состоялся великолепный турнир, куда король прибыл в костюме из пурпурного флорентийского бархата, отороченного золотом19. Сам он не мог участвовать в поединках, так как повредил ногу, играя в теннис, и в тот день победителем стал его главный конюший, сэр Николас Кэрью. После этого Генрих принимал гостей в банкетном доме; во время роскошного обеда подали шестьдесят огромных посеребренных блюд с дорогими пряностями20. Затем последовало выступление Королевской капеллы в «маскарадном доме», где вдоль трех стен были установлены в несколько ярусов места для зрителей и стояла огромная арка просцениума, украшенная терракотовыми бюстами и статуями, – еще одна работа Гольбейна. Пол был устлан шелком, расшитым золотыми лилиями. Собравшиеся поражались гольбейновскому потолку с изображением «всей земли, окруженной морем, наподобие карты»21; под ним висела прозрачная ткань, расписанная золотыми знаками зодиака, сверкающими звездами, планетами и созвездиями. «Это была хитроумная затея, очень приятная для глаз», – восторгался Эдвард Холл.

За выступлением Капеллы последовали два представления с масками, срежиссированные Джоном Райтвайзом. В одном участвовали король и его дочь Мария, вернувшаяся ко двору в апреле и «украшенная всеми драгоценностями восьмой сферы»22. Пока маски танцевали, Генрих не удержался и снял с Марии головной убор. «Густые серебристые локоны» принцессы рассыпались по ее плечам, к удовольствию французских послов23, которые, как положено, выразили восхищение. После представления масок начались танцы, которые продолжались до рассвета. Повредивший ногу Генрих был в мягких тапочках из черного бархата, и всем мужчинам-придворным пришлось последовать его примеру, чтобы государь не чувствовал себя неловко на танцевальной площадке24.

Торжества длились несколько дней. Принцесса Мария, одетая, как римская богиня, в «золотую парчу с таким множеством драгоценных камней, что их великолепие и сияние затмевали свет»25, под благосклонными взглядами родителей, наблюдавших за ней с тронов, принимала участие в живой картине. Уолси поставил пьесу в честь нового союза, которую исполнила Королевская капелла26, и устроил пир для послов в Хэмптон-корте. Среди причудливых угощений было одно в виде шахмат; кардинал великодушно подарил его французскому гостю, который больше других восторгался этой выдумкой.

Празднования резко оборвались при получении ужасающей новости о разграблении Рима неуправляемым войском наемников, нанятых императором. Папа сбежал и попал в плен. Рассказы о совершенных жестокостях леденили кровь присутствующих.

Все были потрясены. Французские послы тихо уехали домой. Банкетный дом и театр по приказу короля ненадолго открыли для публики, валом повалившей туда, затем все украшения сняли и аккуратно убрали на хранение27. Впоследствии Генрих вновь использовал их время от времени, подбирая в соответствии с каждым конкретным случаем.

34

«Noli me tangere[52], ведь Цезарева я»

В течение пяти лет обладавший чувствительной совестью король тревожился по поводу законности их с Екатериной брака. Генрих верил, что, будучи добрым сыном Церкви, он согрешил, вступив в союз с женой брата, и отсутствие у них наследника мужского пола – доказательство Господнего гнева. По словам Генриха, глава французского посольства Габриэль де Граммон, епископ Тарбра, высказывал сомнения относительно законнорожденности Марии, и хотя король сумел уверить француза, что папа Юлий дал разрешение на брак с Екатериной, сам он не был уверен в правомочности этого союза с точки зрения канонического права.

Генрих облегчил душу перед Уолси. Кардинал, предвидя, что вопрос о наследовании престола может решиться благодаря французскому браку, вместе с архиепископом Уорхэмом созвал церковный суд для разбора мучивших короля сомнений; тайное заседание состоялось в Вестминстере 17 мая. Тем временем Марию вместе с ее двором отправили в Хансдон. Генрих носился с идеей сделать своего сына Ричмонда королем Ирландии, чтобы тот стал более желанным женихом для Марии Португальской, племянницы Карла V. Подозревая, что это может стать прелюдией к объявлению мальчика наследником престола, королева открыто выразила свое неодобрение1.

Но это было ничто в сравнении с тем, что ждало ее впереди. Двадцать второго июня король пришел в покои Екатерины, прямо заявил ей, что они должны развестись, объяснил причину и сказал, что послал доверенного человека в Рим – просить у папы согласия на расторжение брака. Эти новости сильно опечалили королеву и побудили ее искать совета у испанского посла Мендосы, а также обратиться за помощью к своему племяннику Карлу V.

Так начался ошибочно называемый «разводом» cause célèbre – знаменитый судебный процесс, который получил известность как «Великое дело короля» и стал не только одним из наиболее бесславных судебных дел по расторжению брака за всю историю человечества, но и катализатором революционных изменений как при дворе, так и во всем королевстве. В течение следующих десяти лет Великое дело будет доминировать над всей внутренней и внешней политикой Англии и омрачать жизнь двора.

Открытого разлада между королем и королевой не было. Ожидая решения папы, они вместе появлялись на публике, обедали, проводили время наедине и выказывали всю возможную любезность по отношению друг к другу. Однако Екатерина знала, что за ней следят, несколько ее дам, подкупленные с помощью подарков, денег и даже секса, шпионили за нею по поручению Уолси2, и каждое написанное или полученное королевой письмо тщательно изучалось, прежде чем попадало к адресату. Все ее попытки встретиться с Мендосой без свидетелей пресекались. Поэтому неудивительно, что Екатерина ошибочно обвиняла во всем происходящем Уолси. Ее мнение на этот счет разделяли многие, в том числе Карл V. Она и представить себе не могла, что за всем происходящим стоит Генрих.

Вскоре король и кардинал поняли, что папа, пленник императора, едва ли осмелится обидеть Карла, аннулировав брак его тетки. Поэтому в июле 1527 года Уолси поехал во Францию, чтобы заручиться поддержкой Франциска I в деле восстановления папы Климента на престоле и расторжения союза с Екатериной, а также обсудить возможность французского брака для короля. Кардинал еще не понимал, что Анна Болейн значит для короля больше, чем все его прежние любовницы. Уолси опасался, что, пока он отсутствует, враги не упустят случая подорвать его влияние. В письме к сэру Уильяму Фицуильяму кардинал интересовался, чем занимается король и кто находится рядом