Читать книгу "Если сердце верит - Барбара Делински"

Джон посмотрел в лицо Джастину Барру.

— Я ненавижу этого человека.

— Значит, у вас тоже есть причины порочить его имя, как и у него — посягать на репутацию кардинала Россетти.

— А я не порочу его. Я просто излагаю факты о детстве и семье Терри Салливана, которые проливают свет на причины его поведения в отношении мисс Блейк.

— А кто для вас мисс Блейк? — вызывающим тоном спросил Барр.

Джон даже не моргнул.

— Невинная жертва. Теперь моя очередь, мистер Барр. В Бостоне есть одна дорогая проститутка, работающая по вызову. Ее зовут Тиффани Куп. Кто она — для вас?

— Я не знаю этого имени, — ответил Барр.

— Допустим. Зато его знает Джейсон Вейдермейер. Ведь именно он подписывал чеки для мисс Куп. Причем в течение последних восьми лет. Итак, Джейсон Вейдермейер. Разве это не ваше настоящее имя?

— В мире есть и другие Джейсоны Вейдермейеры, — отозвался Барр, но в зале засмеялись. Добиваясь известности, он охотно давал интервью журналистам. И в своих высокопарных выступлениях утверждал, что именно целеустремленность, прилежание и безупречные моральные установки превратили никому не известного Джейсона Вейдермейера в знаменитого и уважаемого всеми Джастина Барра. Все, кто знал о Джастине Барре, знали и о Джейсоне Вейдермейере.

Смех в зале усилился. У Барра здесь было слишком мало сторонников. Лили с облегчением выдохнула и немного успокоилась. Джон почувствовал: она поняла и простила его, а заодно избавилась от ненависти. В эту секунду он осознал, что его затея удалась.

Но Барр снова возвысил голос:

— Да кто вы-то такой, чтобы обвинять меня в подобных вещах? И кто вы такой, чтобы требовать у мистера Риццо документы? Вам не удалось добиться успеха в Бостоне — и вот вы издаете тут свою тощую заштатную газетенку. Кто вы такой, скажите, чтобы совать свой нос в чужую жизнь?

Джон снова поднялся.

— Я — заинтересованный гражданин. Жизнь Лили Блейк разрушили ради газетных тиражей, а в вашем случае — ради высоких рейтингов передачи. Вы сдирали с нее кожу в вашем шоу, мистер Барр. Вы представили ее безнравственным и развратным существом. Так давайте же поговорим о тех, кто действительно безнравствен и развратен. Как вам понравится такая, например, тема, как плети и ремни? А наручники с цепями? Хотите указывать пальцем на других людей, мистер Барр? Так не лучше ли позаботиться о том, чтобы никто не указал на вас? — Джон оглядел присутствующих. — Еще вопросы?

В ответ Лили услышала ошеломленное молчание зала. Да после всего этого мало кто осмелился бы задать вопрос. Ведь у Джона мог оказаться материал на любого из них. И все же одна журналистка рискнула. Эту хрупкую женщину едва ли услышали бы, если бы в зале не было так тихо.

— Мисс Блейк собирается написать книгу? — спросила она.

— Нет, — отозвалась Лили, вздрогнув при одной мысли об этом.

Снова короткая пауза. Потом откуда-то из глубины зала донесся как бы оправдывающийся голос:

— Мы не все так плохи.

Лили, конечно, знала, что не все. Ей доказал это Джон. Она надеялась, что здесь немало хороших людей, и, подумав об этом, приободрилась. Как прекрасно снова верить людям!

Джон заговорил тихо, но убедительно:

— Я знаю. И вот почему рассчитываю на то, что вы расскажете о сегодняшних событиях столь же подробно, как сообщали об этом скандале в прежних публикациях. Журналисты, сочиняющие факты, марают имя коллег, не занимающихся этим. Мы обязаны поставить заслон перед теми репортерами, которые распускают языки лишь для того, чтобы набить себе цену. Такие люди дискредитируют всех нас. Не знаю, как вы, но я уже устал от этого. — Голос его действительно звучал устало. Снова склонившись к микрофонам, он обратился к присутствующим: — Это все. Благодарю за внимание. — Потом повернулся к Лили и ласково сказал: — Я бы обнял тебя прямо здесь и сейчас, если бы не боялся, что они потом только про это и напишут. Поэтому можешь считать, что я тебя обнял.

Лили так и считала. Ее охватили облегчение, торжество, удовлетворение, любовь.

Лили посмотрела туда, где сидела Майда, но тут мать заслонили техники, снимавшие микрофоны, фотографы, делающие последние кадры, репортеры, задающие последние вопросы. Другие репортеры тем временем стояли лицом к своим камерам и заканчивали прямые репортажи.

— Вы возвращаетесь в Бостон?

— Вы попытаетесь вернуться в Эссекский клуб?

— Кардинал звонил вам?

И так уже выложив о себе столько, что на всю жизнь хватит впечатлений, Лили молча подняла руку и отвернулась.

— Это все, господа, — обратилась к журналистам Кэсси и, обняв Лили за плечи, увлекла ее за собой. Толпа тут же окружила Джона.

Как только они отошли, Лили спросила:

— Ну, что ты об этом думаешь?

— Джон отлично справился. Они напишут о том, что он сказал. Если и не на первых полосах, то где-нибудь неподалеку.

— Это повлияет на судьбу нашего иска?

Кэсси улыбнулась:

— Это повышает наши шансы. Когда генеральный прокурор прочитает об этой пленке, он непременно заинтересуется Терри, и, полагаю, адвокаты «Пост», рассмотрев ситуацию с нужной точки зрения, сами пожелают поскорее уладить дело. — Она усмехнулась. — Макс Фандер будет кусать себе локти.

— Но ведь мы боремся не ради денег? — Лили не хотела, чтобы в этом были замешаны деньги.

— Уж если на то пошло, ты сможешь пожертвовать их на что-нибудь. Но если за клевету газете или Терри не придется расплачиваться, то почему бы и другим не повторить такое?

Последних слов Лили почти не слышала. Толпа понемногу рассосалась, и теперь Лили увидела Поппи, с гордостью взиравшую на нее.

А вслед за тем она заметила Майду. Мать направлялась к первым рядам, но остановилась, поймав взгляд дочери.

Лили уверенно и свободно прошла сквозь толпу репортеров, осаждавших Джона, и направилась к матери.

Лили боялась быть отвергнутой, но необходимость сделать этот шаг превозмогла страх.

Что сказать? О чем спросить ее?

Майда прерывисто вздохнула и робко подняла руку к щеке Лили. Словно смутившись, она положила ладонь ей на плечо.

— Простишь меня? — прошептала Майда.

Лили не знала, за что именно мать просит прощения, но ни мгновения не колебалась. Там, где речь шла о Салливанах, Риццо и Баррах, она жаждала правосудия. Но там, где дело касалось ее родной матери, она хотела… она хотела…

И Лили шагнула к Майде с чувством такого облегчения, что неожиданно всхлипнула. Она хотела бы задержать это мгновение на всю оставшуюся жизнь. Лили ощутила поддержку, о которой мечтала в Бостоне.

Теперь она не одинока. Теперь у нее есть друзья. И даже любимый человек. Но Майда ее мать, и то, что исходило от нее, было ни с чем не сравнимо.