Читать книгу "Стеклянные дома - Луиз Пенни"

А порядочность исчезла совсем.

Выражение боли, которое она увидела, не стало для нее новостью, и боль была не физическая. Гамаш всегда смотрел на мир с болью, он видел его иначе, чем другие, словно при астигматизме.

Он видел то худшее, что есть в человеке. Но он видел и лучшее. И судья Корриво с облегчением отметила, что порядочность Гамаша никуда не делась. Она была заметнее боли. Заметнее обычного.

– Спасибо за цветы, – сказал он, показывая на яркий букет на приставном столике.

– Не за что, – ответила судья Корриво.

На карточке было написано просто «Merci». И подпись: «Морин Корриво и Джоан Бланшетт».

Судья Корриво никогда ни с кем не обсуждала свою личную жизнь, но ей казалось, у нее есть перед Гамашем такие обязательства. К тому же Джоан настаивала.

Она оглядела комнату. Это было не постоянное жилище. Квартира с одной спальней, классическое утремонское жилье. Высокий потолок, много света и воздуха, приветливая атмосфера. На полках и приставных столиках – книги. Вокруг лежат газеты «Пресс», «Девуар» и «Газетт». Обстановка небрежная, но не сказать, что кавардак.

Диван и кресла так и манят присесть. Свежая обивка, теплые цвета. Судья Корриво могла бы счастливо жить в такой квартире с Джоан.

В гостиной находился еще один человек, он чуть прихрамывал и опирался на трость.

– Вы, вероятно, знаете инспектора Бовуара, – сказал Гамаш, и они обменялись рукопожатием.

– Вы как? – спросил Барри Залмановиц.

– Это чтобы произвести впечатление, – ответил Бовуар, помахав тростью, – он тысячу раз видел, как это делала Рут.

Ему на миг пришло в голову, что случилось бы, назови он главного прокурора недоумком.

– Как дела у старшего инспектора Лакост? – спросил прокурор.

– Как только мы закончим наш разговор, я поеду в больницу, – сказал Гамаш. – Утром я говорил с ее мужем, и он сказал, что врачи наблюдают активность мозга.

Двое других кивнули. Если это считалось хорошей новостью, то добавить было нечего.

– С моей женой вы не знакомы, – сказал Гамаш, когда из кухни появилась Рейн-Мари, держа поднос с холодными напитками.

Он забрал у нее поднос и представил ее судье Корриво.

– Мы, разумеется, знакомы, – заметил месье Залмановиц. – Я допрашивал вас как свидетеля. Вы нашли тело Кэти Эванс.

– Oui, – кивнула Рейн-Мари. – Не возражаете, если я присоединюсь к вам?

– Нет, конечно, – сказала судья Корриво.

Однако она все время спрашивала себя, не стоило ли ей взять с собой судебного репортера, чтобы записать разговор.

Но для этого было слишком поздно, и в водовороте странных событий такое нарушение правил, вероятно, будет прощено, а то и вовсе не замечено.

Судья Корриво обратилась к старшему суперинтенданту Гамашу и главному прокурору Залмановицу:

– Наш разговор должен был состояться два дня назад в моем кабинете. Но конечно, было бы глупо делать вид, что за это время ничего не изменилось. Однако что-то осталось прежним. Продолжается процесс над женщиной, обвиняемой в убийстве мадам Эванс. Мне необходимо знать, виновна ли она на самом деле, или суд над ней – часть представления, которое было вашим долгоиграющим и подробно разработанным планом для отвода глаз.

Она переводила взгляд с одного на другого, наконец ее глаза остановились на Гамаше.

На организаторе. Заводиле, который всех завел в эти дебри.

– Расскажите мне об убийстве Кэти Эванс, – сказала судья.

– У этого убийства, как у большинства других, долгая история, – заговорил Гамаш. – Но если начало уходит в далекое прошлое, то место, где завязался сюжет, расположено совсем рядом. – Он бросил взгляд влево. – Всего в двух кварталах отсюда. В Монреальском университете. Один из студентов покончил с собой. Одурманенный, потерявший разум от наркотика, проданного ему студентом третьего курса, изучавшим политические науки. Этого студента звали Антон Баучер.

Судья Корриво хорошо знала это имя.

В материалах по делу, слушавшемуся в суде, Антон Баучер упоминался как мойщик посуды в бистро.

В отчетах, которые она прочла только что, Антон Баучер назывался главой квебекского наркосиндиката.

– Его дядюшка – Морис Баучер, – сказала Корриво, которой хотелось показать, что она проделала кое-какую домашнюю работу. – Он был главой местной банды «Ангелы ада». Сейчас отбывает срок за убийство и наркотрафик.

Бовуар кивнул:

– Верно. Когда его отправили за решетку, его место занял племянник. Сделал работу, которую не смог сделать Мамочка Баучер.

Бовуар упомянул кличку старшего Баучера. Прозванного так потому, что он опекал членов своей банды. Хотя это и не мешало ему убивать других детей.

– Антон рос быстро, – сказал Жан Ги. – Под крылом лучшего друга дядюшки, Антонио Руиса, он объединял картели. Он понимал возможности организованной преступности.

– И что это за возможности? – спросила Корриво.

– Картель грозил в ближайшем будущем стать гораздо крупнее, гораздо богаче, гораздо влиятельнее, чем какая-либо из преступных организаций в прошлом, – сказал Гамаш. – И катализатором ее роста стали опиоиды.

– Вроде фентанила, – сказал Залмановиц. – Я все про них знаю. Моя дочь была наркоманкой. Мы ее лечили, но… – Он развел руками. – Это не острая реакция родителя, узнавшего, что ребенок принимает какой-нибудь легкий наркотик, – продолжил он. – Это не легкий наркотик для приятного времяпрепровождения. Он действует жестоко. Он меняет личность. Он изменил мою дочь. И ей еще повезло. Она жива.

– Фентанил первым из этой группы попал на улицы, – сказал Гамаш. – Но были и другие. А теперь появляются все новые и новые. С такой скоростью, что нам не удается их все отслеживать. С такой скоростью, что мы не успеваем включать их в список запрещенных. Небольшое изменение формулы – и он уже разрешен. Становится легальным. Пока мы не включим его в список.

– Дырка в законе, – кивнула судья. – Необходимо точно описать химический состав. Даже небольшие изменения лишают нас возможности противодействовать им. Приходится отпускать торговцев.

– Это современная разновидность черной смерти, – заявил Залмановиц. – А синдикаты – чумные крысы.

– Антон Баучер предвидел это, – сказал Гамаш. – И он действовал быстро, ни перед чем не останавливался, чтобы оказаться наверху.

– Новое поколение преступников, – заметила Корриво. – Для нового поколения наркотиков.

– Oui, – согласился Гамаш.

– И Кэти Эванс была частью картеля? – спросила Корриво.

– Non. Ее преступление состояло в том, что она была однокурсницей молодого человека, который покончил с собой. Она была его любовницей несколько месяцев, потом рассталась с ним. Его звали Эдуард Валькур. Брат Жаклин.