Читать книгу "Мечи и черная магия. Сага о Фафхрде и Сером Мышелове - Фриц Лейбер"

Оцепеневший, изумленный, но при этом несчастный и полный подозрений Мышелов уставился в темный дверной проем и смотрел в него, пока не поднялась луна и на ее фоне не вырисовались корявые ветви высохшего ястребиного дерева. Шильба больше не проронил ни звука, не шелохнулся, и Мышелов тщетно ломал голову, какой бы не слишком глупый вопрос еще задать. В конце концов он тронул каблуками бока вороного коня, тот сейчас же повернулся, осторожно ступая, взобрался на Насыпную дорогу и неспешным галопом поскакал на восток.

Почти в то же самое время – ведь чтобы добраться через Великую Соленую Топь и Зыбучие Земли до гор, что позади Илтхмара, города с дурной славой, нужно скакать целый день – и после почти такой же беседы Фафхрд заключил точь-в-точь такое же соглашение с Нингоблем Семиоким, сидевшим в своей обширной, имевшей массу разветвлений пещере, – с тем разве отличием, что Нингобль со своею склонностью к празднословию произнес в тысячу раз больше слов, чем Шильба, но в конечном итоге сообщил столько же.

Словом, оба героя, люди сомнительной репутации и весьма беспринципные, отправились в царство теней, причем Мышелов осмотрительно придерживался прибрежной дороги и только севернее Сархеенмара свернул в глубь суши, тогда как Фафхрд безрассудно гнал коня через Отравленную пустыню прямо на северо-запад. Тем не менее обоим удалось в один и тот же день пересечь Выжженные горы – Мышелов двигался северным перевалом, а Фафхрд – южным.

После Выжженных гор небо заволокли густые тучи, которые опускались все ниже и ниже, но ни дождя, ни даже намека на туман не было. Студеный воздух дышал влагой, вероятно, испарявшейся из какого-то далекого подземного источника, на фоне густой зеленой травы чернел редкий кедровый лес. Стада черных антилоп и черных северных оленей пощипывали на лужайках траву, однако ни пастуха, ни других людей не было видно. Мало-помалу небо сделалось еще более мрачным, казалось, вот-вот наступит полярная ночь; вдалеке выросли причудливые низкие холмы, усыпанные грудами черных валунов, горизонт осветился множеством огней всех цветов и оттенков, кроме голубого, которые по мере приближения исчезали, не оставляя после себя ни золы, ни какого-либо иного следа. Тут Мышелов и Фафхрд окончательно поняли, что находятся в царстве теней, которого на севере до смерти боялись не знающие жалости минголы, на западе – упыри с толстыми бежевыми костями и невидимой плотью, на востоке – сам Царь Царей, взявший за непреложное правило предавать смерти любого человека, пусть даже собственного визиря, возлюбленного сына или наидрагоценнейшую из жен, который осмелится хотя бы шепотом произнесли запретные слова: «Царство теней», не говоря уже о том, чтобы так или иначе обсуждать столь зловещее место.

Через какое-то время Мышелов увидел черный шатер, подскакал к нему, спешился со своего вороного коня и раздвинул шелковые занавеси у входа: за столиком из черного дерева, равнодушно потягивая из хрустального кубка белое вино, одетая в любимое ими обоими фиолетовое шелковое платье с накинутым на плечи горностаем, сидела его возлюбленная Ивриана.

Но она отсутствующим взглядом смотрела в пространство, а ее узкие, изящные руки имели мертвенный голубовато-серый оттенок, да и лицо было того же цвета. Только волосы, черные и блестящие, казались такими же живыми, как прежде, хотя, как почудилось Мышелову, немного отросли – так же как и ногти.

Ивриана пристально уставилась на Мышелова – ее глаза, как он теперь заметил, были слегка подернуты матовой белой пленкой, – чуть раздвинула почерневшие губы и монотонно заговорила:

– Я не в силах выразить, Мышелов, как счастлива видеть тебя, любовь моя вечная, ведь ради меня ты не побоялся ужасов царства теней и все же остался живым и невредимым, а я вот мертва. Никогда больше не приходи сюда и не тревожь меня, мой ненаглядный. Радуйся жизни. Радуйся.

Мышелов бросился к ней, опрокинув по пути хрупкий черный столик, но Ивриана как-то сразу потускнела и в мгновение ока погрузилась в землю, словно под ней был прозрачный, мягкий и неопасный с виду зыбучий песок, а не плотный дерн, как убедился, вцепившись в него пальцами, Мышелов.

Тем временем, в нескольких ланкмарских лигах к югу, Фафхрд испытывал те же самые ощущения, пребывая в обществе своей драгоценной Вланы, с блестящими каштановыми локонами и тоже синюшными лицом и руками – ах, эти милые, длинные сильные пальцы! – и одетой, словно лицедейка, в черную хламиду и красные чулки, – с тою, однако, разницей, что прежде чем уйти под землю, она, будучи женщиной несколько более резкой, чем Ивриана, голосом безжизненным, монотонным и составлявшим разительный контраст с энергическим содержанием ее речи, проговорила:

– А теперь ноги в руки и марш отсюда, олух ты мой обожаемый и единственный в мире живых и царстве теней! Постарайся выполнить идиотское поручение Нингобля, хотя это почти что верная смерть, а ты – болван, раз за него взялся. А потом скачи как угорелый на юго-запад. И если ты по дороге все же сыграешь в ящик и повстречаешь меня в царстве теней, я плюну тебе в рожу, никогда больше не скажу с тобой ни словечка, и ты больше не увидишь меня в своей черной замшелой постели. Смерть есть смерть, ничего не попишешь.

Вылетев, словно перепуганные мыши, из черных шатров, Мышелов и Фафхрд, хотя и разделенные несколькими лигами, увидели на востоке голубовато-стальное пламя, взметнувшееся в небо длинным блестящим стилетом, гораздо более высокое, чем огни, что они прежде встречали в царстве теней – узкий ярко-голубой язык огня, глубоко вонзившийся в черные тучи. От Мышелова пламя находилось немного к югу, а от Фафхрда – чуть-чуть к северу. Друзья яростно замолотили каблуками по бокам своих лошадей и понеслись во весь опор, причем их дороги постепенно сближались. В этот тяжкий миг, когда сердце каждого еще кровоточило после разговора с любимой, они более всего на свете желали встречи со Смертью, чтобы либо убить это самое ужасное во всей вселенной создание, либо погибнуть самим.

Однако по пути Фафхрд никак не мог избавиться от мысли о том, что Влана, в сущности, старше него на десять лет и в царстве теней выглядела уж никак не моложе своего возраста, а Мышелов был не в силах выбросить из головы воспоминания о некотором скудоумии и снобизме Иврианы.

Но они продолжали скакать – упорно, с отчаянной радостью – к голубому пламени, становившемуся все шире и ярче, пока наконец не увидели, что бьет оно из громадной трубы стоявшего на длинном невысоком взгорье замка, все ворота и двери которого были распахнуты настежь.

Бок о бок въехали они в широкие ворота, а затем и в двери замка, не замечая друг друга. В черной гранитной стене перед ними зияло отверстие огромного очага, в котором пламя, сиявшее ослепительно, как само солнце, вздымалось вверх по трубе – его-то они и увидели издалека. Перед очагом стояло эбеновое кресло, обтянутое черным бархатом, а на этом изящнейшем из сидений лежала блестящая черная маска на все лицо с широкими отверстиями для глаз.

Погребальным набатом загудели по черным плитам пола восемь железных подков вороной и белой лошадей.

Спешившись, Фафхрд и Мышелов приблизились – один с северной стороны, другой с южной – к эбеновому креслу с черным бархатным сиденьем, на котором лежала усыпанная блестками маска Смерти. Наверное, на их счастье сама Смерть была где-то далеко – то ли отлучилась по делам, то ли уехала на отдых.