Читать книгу "Третий рейх. Зарождение империи. 1920-1933 - Ричард Дж. Эванс"

Запрет униформ не имел особого успеха, потому что коричневые рубашки продолжали маршировать, только уже надев белые рубашки, а насилие продолжалось и зимой. Слухи о надвигавшемся коммунистическом восстании вместе с давлением со стороны Шлейхера заставляли Брюнинга воздерживаться от резких действий в этот период, однако неудачи коммунистов на выборах в Гамбурге, Гессене и Ольденбурге убедили его весной 1932 г. в том, что настал момент полностью запретить движение коричневых рубашек. Под сильным давлением со стороны других политических партий, в особенности социал-демократов, и при поддержке обеспокоенных военных Брюнинг и генерал Грёнер (которого канцлер назначил в октябре 1931 г. министром внутренних дел в дополнение к должности министра обороны, которую тот занимал) убедили сопротивлявшегося Гинденбурга 13 апреля 1932 г. издать декрет, ставивший штурмовиков вне закона. Полиция устраивала рейды по домам штурмовиков по всей Германии и конфисковывала обмундирование и знаки отличия. Гитлер был вне себя от ярости, но ничего не мог поделать. Однако, несмотря на запрет, число тайных членов движения во многих областях продолжало расти. Например, в Верхней и Нижней Силезии было 17 500 штурмовиков в декабре 1931 г. и не менее 34 500 в следующем июле. Объявление коричневых рубашек вне закона лишь немного снизило уровень политического насилия, а наличие среди нижних полицейских чинов симпатизировавших нацистам давало нацистским боевикам определенную свободу для продолжения своих операций[667]. Поэтому утверждения о том, что нацистская партия и ее военное крыло фактически исчезли бы, продлись запрет год или больше, были далеки от истины.

Новое положение дел после избирательного триумфа нацистов не только резко повысило уровень насилия на улицах, но и радикально изменило природу заседаний в рейхстаге. И так весьма шумные и хаотичные еще до сентября 1930 г., они стали фактически неуправляемыми, когда 107 нацистов в униформе и коричневых рубашках, объединившись с 77 дисциплинированными и хорошо организованными коммунистами, начинали беспрерывно требовать изменения регламента, скандировать лозунги, кричать, прерывать ораторов и при каждой возможности демонстрировать свое полное презрение к законодательному процессу. Рейхстаг терял власть с пугающей быстротой, поскольку практически каждая сессия заканчивалась беспорядками, а призывы к ведению конструктивной работы казались еще более бессмысленными. С сентября 1930 г. в рейхстаге ни одна партия не имела большинства. В феврале 1931 г., осознав невозможность продолжения работы, депутаты сделали перерыв на шесть месяцев, когда экстремальные левые и правые партии демонстративно покинули заседание после внесения поправок в парламентский свод правил, усложнявших для них попытки мешать рабочему процессу. Депутаты не вернулись до октября[668]. Рейхстаг заседал в среднем сто дней в году в период с 1920 по 1930 год. Он работал пятьдесят дней между октябрем 1930 г. и мартом 1931 г., после чего снова собрался на двадцать четыре дня до выборов в июле 1932 г. За шесть месяцев, прошедших с июля 1932 по 1933 год, он собирался всего на три дня [669].

Поэтому к 1931 г. решения принимались уже не в рейхстаге. Политическая власть перешла к другим людям — кругу, образовавшемуся вокруг Гинденбурга, которому принадлежало право издавать декреты и право назначать правительства, а также на улицы, где продолжало расти насилие, а усиливавшиеся бедность, отчаяние и беспорядок заставляли людей противостоять государству в стремлении к активным действиям. Оба эти процесса сильно увеличили влияние армии. Только в этих обстоятельствах одним из ключевых игроков в последовавшей драме мог стать такой человек, как самый значительный политический представитель армии, генерал Курт фон Шлейхер. Честолюбивый, находчивый, красноречивый и весьма любивший использовать политические интриги в своих целях, Шляйхер был относительно неизвестной фигурой до своего внезапного взлета в 1929 г., когда он возглавил специально созданное для него ведомство, представлявшее вооруженные силы в их отношениях с правительством. Шлейхер многие годы был близким соратником Грёнера и учеником одного из выдающихся генералов начала 1920-х гг., Ганса фон Секта. Он имел обширные политические связи благодаря работе в разных должностях, сочетающих военные и политические функции, в последнее время в армейском отделе министерства обороны. Русский коммунист-диссидент Лев Троцкий говорил о нем как о «вопросительном знаке с эполетами генерала», а один современный журналист называл его «сфинксом в униформе». Однако в основном цели и убеждения Шлейхера были вполне ясными: как и многие немецкие консерваторы в 1932 г., он считал, что законность авторитарного режима можно обеспечить за счет использования народной популярности национал-социалистов. В этом случае немецкая армия, от лица которой выступал Шлейхер и с которой он продолжал иметь тесные контакты, смогла бы получить то, что хотела в плане перевооружения[670].

Правительству Брюнинга все труднее было находить взаимопонимание со Шлейхером и людьми вокруг президента Гинденбурга после выборов в сентябре 1930 г. В условиях, когда коммунисты и нацисты требовали его крови, националисты пытались отстранить его, а участники правых маргинальных групп не были единодушны в вопросе о его поддержке, Брюнингу ничего не оставалось, кроме как полагаться на помощь социал-демократов. В свою очередь руководители партии, которая по-прежнему оставалась крупнейшей в рейхстаге, были достаточно сильно шокированы результатами выборов, чтобы пообещать не отклонять бюджет, как они это делали раньше. Зависимость Брюнинга от молчаливого согласия социал-демократов с его политикой не могла обеспечить ему никакого доверия со стороны людей из окружения Гинденбурга, во главе которых стояли сын президента Оскар и статс-секретарь Мейснер, который считал сложившееся положение постыдной уступкой левым[671]. Теперь основные приоритеты канцлера лежали в области иностранной политики, где он добился некоторого прогресса в вопросе о прекращении репарационных выплат, приостановленных мораторием Гувера 20 июня 1931 г. и окончательно отмененных на Лозаннской конференции, для которой Брюнинг проделал большую подготовительную работу в июле 1932 г. И хотя ему не удалось добиться создания таможенного союза Австрии и Германии, он смог провести успешные переговоры в Женеве по вопросу международного признания равенства Германии в вопросах разоружения, что было окончательно признано в декабре 1932 г. Однако ничто из этого не смогло усилить политическую позицию канцлера. После многих месяцев в правительстве он так и не мог завоевать симпатии националистов и зависел от социал-демократов. Это означало, что любые планы, которые могли предложить сам Брюнинг или люди из окружения Гинденбурга с целью радикального изменения конституции в авторитарном направлении, блокировались, поскольку это было решением, на которое социал-демократы никогда не дали бы своего согласия. Люди вроде Шлейхера все больше убеждались в том, что правительство должно искать массовую поддержку не у социал-демократов, а у нацистов[672].