Читать книгу "История Османской империи. Видение Османа - Кэролайн Финкель"

На следующий день, а это была пятница, войска отдыхали перед битвой. Несколько тысяч турок переправились через реку, чтобы произвести разведку, и от тех, кого им удалось захватить, они узнали, что в близлежащих лесах укрыто десятитысячное войско противника. Гюрджю Мехмед-паша и Исмаил-паша пытались убедить Фазиля Ахмед-пашу в том, что следует незамедлительно атаковать. Впрочем, более разумные советники указывали на то, что многим подразделениям османских войск нечем было кормить лошадей и на то, что присутствие столь малочисленных войск Габсбургов несомненно является хитростью, но этим военачальникам никогда не возражали, и основной части османской армии было приказано перейти реку вброд на день раньше, чем это планировалось, и до того, как появилась возможность воспользоваться мостом.

Поначалу сражение складывалось удачно. Из лесов появились всего несколько тысяч солдат противника, и османские силы сумели отойти, захватив с собой сотни пленников и трофеи, а также головы тех, кого они убили во время битвы. За это, согласно обычаю, они были вознаграждены. Согласно утверждениям Эвлия Челеби, он присутствовал на поле боя и указывал на то, что среди убитых было 9760 солдат армии Габсбургов и 760 солдат османской армии. Воодушевленные успехом солдаты Фазыл Ахмед-паши ринулись вглубь и вширь. Но потом, еще до того, как основные силы османской армии смогли переправиться по мосту, на виду появилась мощная армия Габсбургов, которая вскоре выстроилась вдоль реки, и на поле боя стали появляться свежие силы. Они продолжали подходить даже после шести часов рукопашного боя. По словам Эвлии Челеби, османские бойцы были «подобны капле воды в океане войск противника». И все же Фазыл Ахмед-паша не прибег к помощи татарских войск, поскольку он испытывал неприязнь к сыну хана, который командовал этими войсками. В самый разгар битвы под Эвлией Челеби пала сраженная пулей лошадь, и он перешел реку вброд, чтобы найти другую. Глядя из лагеря османской армии на реку и на поле битвы, он с тревогой обнаружил, что османские войска терпят поражение и что сражению все еще не видно конца. В этот момент Фазыл Ахмед приказал янычарам двигаться к траншеям, чтобы защитить плацдарм, но когда их товарищи увидели этот маневр, они предположили, что янычары бегут с поля боя. Вскоре османская армия оказалась в полном смятении, поскольку всякий, кто мог бежать, бежал, пытаясь переправиться через реку и вернуться в свой лагерь. Вот как Эвлия Челеби свидетельствует об этом эпизоде:

Поскольку мост был построен в спешке, некоторые его участки были скреплены веревками, которые использовались для установки пушек, и когда на нем скопилось такое количество солдат, похожих на муравьев, пытавшихся перебраться на другую сторону, он не выдержал и рухнул. Все янычары ушли под воду, но некоторые из них сумели ухватиться за деревья или веревки, которые использовались для того, чтобы скрепить этот мост… Оба берега реки были крутыми и изобиловали расселинами, поэтому оттуда не могли уйти ни пешие, ни конные. Тысячи людей спешились, но лошади и мулы оказались в воде, а их уздечки и стремена спутывались, и в них попадались находившиеся в воде солдаты.

Однако некоторым посчастливилось выбраться из этой рукопашной схватки. Кто-то добрался до берега, шагая по телам своих павших товарищей, и переправился через реку вдалеке от моста, другим удалось найти места, где было мелко, но это было сопряжено с риском, поскольку именно в этих местах, как правило, концентрировались войска противника. По словам Эвлии Челеби, это «было похоже на судный день».

Подобно перемене ветра, которая на море могла обратить победу в поражение, труднопроходимая местность и суровые погодные условия в еще большей степени, чем затруднения, связанные с удаленностью османской армии от своих баз в Стамбуле и Эдирне, могли решить, будет ли эта военная операция успешной, или она закончится провалом. Дунай и его многочисленные притоки можно было использовать для перевозки людей и снабжения, но в этой части Венгрии они были подвержены разливам, а окружающие равнины заболачиванию, что было распространенным явлением во время ливневых дождей в конце лета, о которых неоднократно упоминалось в летописях тех лет. Замедляя строительство и прохождение мостов, подобные условия были неблагоприятными для передвижения тысяч и тысяч пеших войск и кавалерии, а в особенности, неповоротливых обозов и артиллерии, без которых не обходилась ни одна армия.

Это поражение на Рабе заставило османские силы перейти к оборонительной тактике, и уже через несколько дней был заключен двадцатилетний мирный договор с Габсбургами, которые не располагали силами, достаточными для того, чтобы извлечь из этой победы еще большие выгоды. Трансильвания должна была сохранить независимость, но оставаться под влиянием Османской империи, а австрийский император (или «римский» император, как он упоминался в османской версии Васварского договора) вновь соглашался вносить в казну султана свое ежегодное «подношение». Недавно завоеванный город Нове Замки оставался в руках Османской империи. Впоследствии Фазыл Ахмед-паша пристально следил за соблюдением условий этого договора. Туркам надо было на некоторое время обеспечить мир на своих рубежах, чтобы ничто не мешало им разобраться с венецианцами, поскольку к тому времени война за Крит шла уже девятнадцатый год.

Когда являвшийся губернатором Румелии османский посланник Кара («Черный») Мехмед-паша отбыл ко двору Габсбургов, чтобы ратифицировать этот договор, в его свите был Эвлия Челеби, который оставил нам самые ранние из сохранившихся сведений о посольстве в иноземное государство. Похоже, Фазыл Ахмед неодобрительно относился к скромному наряду и малочисленной свите Кара Мехмеда, втолковывая ему, что как посланник султана тот должен не уступать императору по блеску и расточительности. Эвлия Челеби красочно описывает все то, что он увидел в Вене, и показывает особую привлекательность Леопольда I, который в 1658 году в возрасте всего восемнадцати лет унаследовал трон своего отца, императора Священной Римской империи:

…он среднего роста с тонкой талией, не тучный, не плотный и не тощий, столь же бескорыстный, сколько и безволосый молодой храбрец. Всевышний придал его черепу форму головного убора дервиша Мевлеви, или тыквы, или сосуда с водой. Его лоб такой же плоский, как доска. У него густые и черные брови, которые почти срослись. Глаза круглые, как у совы, и красноватые. У него длинные и черные ресницы, а лицо вытянутое, каку лиса. Его уши такие же большие, как детские тапочки. Его нос похож на усохшую виноградину… и такой же большой и красный, как пелопоннесский баклажан; в каждую его ноздрю можно было бы просунуть три пальца, и из этих громадных ноздрей выступают черные волосы, похожие на неухоженные волосы с бороды какого-нибудь тридцатилетнего молодца, у которого не поймешь, где заканчиваются усы и начинается борода. У него густые черные усы, которые доходят до ушей, а губы похожи на губы верблюда (в его рот вошел бы целый каравай хлеба), и зубы у него такие же большие и белые, как у верблюда. Всякий раз, когда он говорит, слюна стекает с его верблюжьих губ, и множество окружающих его [слуг] утирают ее кусками красной материи, похожими на полотенца, а сам он непрерывно расчесывает бороду и усы. Его пальцы похожи на огурцы с Ланга [т. е. с одного из огородов Стамбула]… Все представители его династии такие же уродливые, как он сам, а его отвратительный образ можно увидеть во всех храмах, домах и на монетах…