Читать книгу "22 июня, или Когда началась Великая Отечественная война? - Марк Солонин"

Явное изменение соотношения сил на оккупированной территории позволило Центральному штабу в марте 1943 г. обратиться к старостам и «полицаям» с посланием такого содержания: «Вы можете получить от советской власти прощение себе и вашим семьям, если начнете честно служить советскому народу... Помогайте партизанам... Истребляйте немецких разбойников. Если будете действовать так — Родина, советская власть простят вас и ни один волос не упадет с вашей головы». Этот призыв не остался безответным. По некоторым данным, к лету 1944 г. партизанские отряды Белоруссии на четверть состояли из бывших «полицаев» и «добровольцев» вермахта [158]. Ничего особенно «крамольного» в этом нет — ситуация вполне стандартная для любой гражданской войны. Беда в том, что достигнутый таким путем рост количества порой сопровождался заметным падением качества. Вот, например, доклад уполномоченного ЦШПД по Пинской области Клещева от 12 июля 1943 года:

«...т. Шибинский, командир отряда «Смерть фашизму» и секретарь Стреминского райкома Компартии Белоруссии, окружил себя бывшими полицейскими, бургомистрами, пьянствовал. Под руководством Шибинского производились расстрелы людей, виновность которых перед Родиной никем не была доказана. Значительная часть полицейских, принятая в отряд, продолжала полицейские традиции (пьянство, избиение населения)... Под руководством Шибинского отряд почти вовсе не занимался диверсионной работой» [158].

Отряд под командованием партийного секретаря, пьяницы и убийцы Шибинского был, вероятно, не единственным, который «не занимался диверсионной работой». Партизанских групп, «окопавшихся без средств связи в глубоком лесу, месяцами ничего не предпринимавших ни для разведки, ни для диверсий, а лишь реквизирующих продукты у местных жителей» [151, с. 70], было немало. К такому выводу приходится прийти, анализируя цифры потерь, понесенных партизанами. Так, в Белоруссии за первые два с половиной года войны они потеряли убитыми и пропавшими без вести всего 8327 человек, да и эта цифра, скорее всего, завышена, так как пофамильно было известно только 3890 погибших [158]. Сравнивая эти цифры с заявленной общей численностью белорусских партизан (68 тыс. в апреле 1943 г. и 122 тыс. в январе 1944 г.), мы обнаруживаем явную «нестыковку». О таком низком уровне потерь в ожесточенной борьбе с хорошо вооруженным, многочисленным и умелым противником можно только мечтать. Для справки — в частях действующей Красной Армии безвозвратные потери составили 42% от среднемесячной списочной численности личного состава в 1942 г. и 26% — в 1943 г. [35, с. 152]. С учетом раненых потери возрастали еще в три-четыре раза, но если в регулярной армии большая часть раненых все-таки попадала в госпиталь и возвращалась в строй, то что ждало раненого в партизанском лесу? Со всеми оговорками, касающимися неточности и неполноты приведенных выше цифр потерь, следует предположить, что реальная численность активно действующих партизанских отрядов была существенно ниже тех цифр, которые представлял в своих отчетах штаб Пономаренко.

При всем при этом героическая борьба партизан и подпольщиков стала важнейшим фронтом всенародной Отечественной войны. Ежеминутно рискуя не только своей жизнью, но и жизнью своих родных и близких, презрев смерть и муки, они внесли огромный вклад в победу над фашистским врагом. По самым скромным оценкам, 7—8% всех своих потерь на Востоке немцы и их союзники понесли от действий партизан — и это при том, что численность партизанских сил на всех этапах войны была в десятки раз меньше численности действующей армии, и израсходовали они в 500 раз меньше боеприпасов, чем войска на фронте. Впрочем, эффективность действий партизан нельзя сводить лишь к прямым потерям противника в боях с ними. Главной задачей, успешно решенной советскими партизанами, было разрушение коммуникаций немецких армий. Анализ, проведенный после войны на основе трофейных документов, показал, что в результате диверсий на железных дорогах потерпело крушение 18 тыс. эшелонов (из них 15 тысяч — в 1943—1944 гг.), противник безвозвратно потерял 2400 паровозов, перерывы в движении составили в общей сложности 6000 суток.

Выдающимся примером успешного взаимодействия партизан и регулярной армии стала операция «Багратион» — крупнейшая наступательная операция Красной Армии, закончившаяся освобождением большей части Белоруссии и разгромом немецкой группы армий «Центр». В ночь на 20 июля 1944 г. партизаны подорвали 40 тысяч рельсов, полностью парализовав всякое железнодорожное сообщение в тылу вражеских войск. Пропускная способность автомобильных дорог сократилась вследствие диверсий в три раза. На этапе подготовки операции подпольщики и партизанские разведчики выявили и сообщили советскому командованию данные о расположении 33 немецких штабов, 30 аэродромов, 70 крупных складов [151, с. 223-238].

Ничуть не менее значимым было и воздействие партизанской борьбы на морально-психологическое состояние войск захватчиков. Эти «потери» боеспособности немецкой армии трудно выразить арифметически, но они были, и были весьма ощутимыми. В период 1943—1944 годов, когда каждый немецкий гарнизон, каждая автоколонна, каждый железнодорожный эшелон находились в состоянии постоянного ожидания нападения, газетный лозунг «земля горит под ногами оккупантов» — стал реальностью.

Катастрофа

Катастрофа. Это слово многократно появлялось на страницах нашего повествования для обозначения того, что произошло с Красной Армией летом 1941 года. Но в истории Второй мировой войны у этого слова есть еще одно значение. Катастрофа или Холокост (всесожжение по-древнегречески) — этими терминами принято называть гибель большей части еврейского населения Европы в результате организованного гитлеровской Германией геноцида. В большинстве цивилизованных стран мира эти слова не нуждаются ни в переводе, ни в пояснении. История Катастрофы включена в школьные учебники, и самым посещаемым историческим музеем мира является государственный Мемориальный музей Холокоста США [159]. В силу ряда причин в Советском Союзе обсуждение этой темы, мягко говоря, не поощрялось. Ни в одном городе (кроме Минска) не было ни одного памятника, прямо посвященного памяти жертв геноцида. С конца 40-х годов были перестроены появившиеся в первые послевоенные годы монументы — снята еврейская символика, надписи на идиш. Мрачным символом абсурда стала «обрезанная» до состояния пятиконечной шестиугольная звезда Давида на могиле жертв Холокоста в г. Невеле (Псковская область). И лишь с начала 90-х годов историческая правда стала возвращаться на страницы книг и газет, на мрамор обелисков, в речи политиков и память народов.

По меньшей мере две причины делают главу о Холокосте необходимой и неотъемлемой частью нашей книги. Во-первых, именно разгром и беспорядочное отступление Красной Армии в первые недели войны обрекли на гибель почти 3 миллиона евреев — половину всех жертв Катастрофы.

Во-вторых, в истории Холокоста на советской земле исключительно ярко проявились те характерные черты взаимоотношений народа и власти, официозной пропаганды и реального состояния общественного сознания и морали, без учета которых невозможно понять причины беспримерной военной катастрофы, постигшей Советский Союз и его армию.

Для начала — немного сухих цифр и общеизвестных фактов.