Читать книгу "Сверхнормальные. Истории, которые делают нас сильнее - Мэг Джей"

Безусловно, молчание чревато угрозами, но из этого не следует[754], что единственный способ жить смелой или правдивой жизнью, — «всем все рассказать, и все», как выразилась Рейчел. Еще раньше Рейчел говорила, что ждет от жизни «правды и справедливости», но почему-то ее жизнь не воспринималась ею ни честной, ни настоящей; девушке казалось, что она навечно привязана к ошибке, совершенной ее братом. Но, судя по всему, что-то в ней требовало саморазоблачения. И когда Рейчел спустя несколько лет все же рассказала лучшей подруге о сексуальном насилии, пережитом ею в детстве, та никак не могла понять, почему она ничего не говорила раньше, почему она не могла просто быть честной в этом.

В одной из своих работ философ Жан-Поль Сартр пишет о человеке, которого называет «поборником искренности»[755]; этот молодой человек убежден, что его друг-гей поступает недобросовестно, что он ведет себя нечестно или не по-настоящему, предпочитая скрывать от окружающих свою ориентацию. Упомянутая выше подруга Рейчел заняла, по сути, аналогичную позицию; ее расстроило, и она даже почувствовала себя преданной из-за того, что Рейчел раньше не призналась ей в том, «кто она есть». В этом-то и проблема, понимаете?

Как утверждает Сартр, возможно, ошибается как раз «поборник искренности», поскольку пытается заставить своего друга свести себя к одной категории, даже к своего рода стереотипу. Сексуальное насилие со стороны сиблинга в детском возрасте вовсе не определяет то, «кто такая Рейчел»; больше всего девушка хотела обрести в жизни — и в себе самой, — шансы, которые позволили бы ей освободиться от негативного опыта. И все же, как и «поборнику искренности» Сартра, подруге Рейчел ее молчание казалось подозрительным.

Как напоминает Тейлор, а до нее ряд других философов, в том числе Сартр, позднее Мишель Фуко и Джудит Батлер[756], молчание представляет собой чрезвычайно сложное явление. Оно нередко является не только проявлением отсутствия голоса, но и выражением свободы, — от откровений, способных еще больше усилить боль, от отождествления себя с одним-двумя пережитыми опытами, особенно с теми, которых мы добровольно не выбирали. Подобно тому как слова помогают нам понять смысл наших переживаний, рассортированных по конкретным категориям и коробкам, так и мы, люди, стараемся понять мир, распределяя окружающих по категориям и коробкам: мужчина, женщина, черный, белый, натурал, гей, подвергшийся насилию, не подвергшийся насилию. И неопределенность человека, не отнесенность к той или иной категории, безусловно, означают определенную степень свободы. «Вы меня не знаете, утверждает анонимность. Ну и что же теперь?»[757] — пишет теоретик феминизма Ли Гилмор в книге The Limits of Autobiography («Границы автобиографии»).

Многие дети хранят секреты отчасти потому, что инстинктивно не хотят «прославиться» теми скверными вещами, которые с ними произошли. Помните мальчика из похищенного школьного автобуса в Чоучилле? Отказываясь рассказывать всем все о себе, Рейчел тоже не хотела быть привязанной к конкретной истории. Как многие сверхнормальные люди, она предпочитала не становиться известной в связи с неблаговидными поступками других людей или в связи с чем-то вне ее и ее контроля. Рейчел, конечно, не могла выбрать себе родного брата, но могла выбрать то, как, когда и сколько рассказывать людям о том, что он делал с ней в детстве. Рейчел знала, что уже никогда не сможет прожить жизнь, в которой над ней не совершали сексуального насилия, но она хотела хотя бы иногда наслаждаться разговором, или трапезой, или взаимоотношениями с кем-то, с кем никогда не случалось подобного и кто ничего об этом не знал. Возможно, такой подход кажется двуличным или как минимум не говорит о храбрости, но Рейчел хотела лишь сохранить за собой право быть среди тех, кто мог, кто имел привилегию, как выразился соучредитель журнала Essence Эдвард Льюис, «отождествлять себя с наилучшим, что в нас есть, а не с наихудшим, что было нам сделано»[758].

* * *

В одной из своих книг автор Дэвид Вонг — это, кстати, псевдоним — пишет о персонаже, который говорит о хранении секретов: «На планете Земля живут два типа людей: Бэтмен и Железный человек. У Бэтмена есть тайная идентичность, так? Поэтому Брюс Уэйн вынужден каждый день, каждую секунду жить, зная, что, если кто-нибудь узнает его секрет, умрут его родные и его друзья; что всех, кого он любит, замучают до смерти суперзлодеи в костюмах. И ему каждый день приходится жить под гнетом этой тайны… А вот Тони Старк не скрывает, кто он. Он рассказывает всему миру, что он Железный человек; его это вообще не парит. Над ним не висит дамоклов меч тайны, ему не приходится тратить энергию, возводя вокруг себя все новые стены лжи. И каждый из нас — это либо Бэтмен, либо Железный человек. Либо вы из тех, кто вынужден скрывать свое истинное “я”, потому что, если вы его обнародуете, оно уничтожит вас из-за ваших секретных фетишей, пристрастий или преступлений. Либо же вы из второй категории»[759].

Идея о том, что каждый из нас либо Бэтмен, либо Железный человек, довольно любопытна, но ложна, потому что в мире намного больше типов людей и даже больше двух типов супергероев. На самом деле персонаж Вонга описывает два конца спектра: на одной стороне те, кто хранит секреты так, будто от этого зависит вся их жизнь, а на другой — те, кто, как сказала Рейчел, «рассказывает все всем». А между ними огромное множество промежуточных типов. Многие сверхнормальные люди, как члены Лиги справедливости, Люди Икс или Мстители (последние, как известно, «сражаются с противниками, которым не может противостоять ни один супергерой»), делятся своими секретами и объединяются в группы с теми немногими, кто пользуется их доверием, а вовсе не со всем миром.

К тому моменту, когда Рейчел впервые увидела сериал «Коломбо», лежа под диваном в родительском доме, она уже понимала, что не сможет рассказать про «голые игры» с братом кому угодно. То же самое случается со многими сверхнормальными людьми, которым есть что сказать, но которые не знают, кому можно открыться. Они хотят, чтобы о них узнали, но интуитивно знают о «жестоком парадоксе» саморазоблачения или, возможно, уже сталкивались с ним в жизни. И тогда они в качестве защитного компромисса оставляют миру подсказки[760] вроде черной краски под ногтями в надежде, что их обнаружит кто-то внимательный, заботливый или компетентный. Такими подсказками могут быть, например, брошенные вскользь упоминания о своих бедах и невзгодах — своего рода крошки хлеба, способные указать путь по-настоящему внимательному другу или квалифицированному специалисту. Тот, кто изначально не «настроен» на эти подсказки, вряд ли их заметит, и это, скорее всего, к лучшему. А еще они могут на раннем этапе отношений раскрыть какие-то не самые значимые отрывки своих историй или не слишком опасные секреты, бросив своего рода пробные шары, и тщательно изучить полученную в ответ реакцию. Кроме того, они постоянно обращают внимание на то, что говорят и чего не говорят их друзья, коллеги и знакомые[761]. Рейчел, например, не доверяла никому, кто любил скользкие шутки сексуального характера, кто сплетничал или осуждал людей с проблемами в семье, и постоянно искала тех, кто, возможно, тоже оставляет подсказки. Иногда для создания своего сообщества нужно «найти друг друга и познакомиться»[762].