Читать книгу "Древний город. Религия, законы, институты Греции и Рима - Нюма Дени Фюстель де Куланж"

Теперь для человека собственное мнение стало важнее отечества, и собственные победы и победы товарищей обрели для него большую важность, чем величие и слава его города. Любой, кого не устраивали институты родного города, предпочитал покинуть его ради города, в котором, по его мнению, эти институты были в силе. В то время люди начали свободно перемещаться из города в город; уже не было того страха перед изгнанием. Разве имело значение, что они лишатся пританея и очистительной воды? Теперь они мало думали о богах-покровителях и привыкли легко обходиться без отечества.

Оставалось сделать небольшой шаг, чтобы взять в руки оружие и направить его против родного города. Ради собственной победы люди заключали союз с городом, враждовавшим с их родным городом. Из двух аргивян одного устраивала аристократическая форма правления, и он предпочитал Спарту Аргосу, а другой отдавал предпочтение демократическому строю и Афинам. Ни тот ни другой не слишком заботились о независимости родного города и были готовы перейти под власть чужого города при условии, что этот город поддержит их партию в Аргосе. Фукидид и Ксенофонт ясно показывают, что именно эти умонастроения стали причиной развязывания Пелопоннесской войны и ее затяжного характера. В Платеях богатые были на стороне Фив, демократы на стороне Афин. «В начале весны триста с небольшим фиванских граждан под командою беотархов Пифангела, сына Филида, и Диемпора, сына Онеторида, вторглись с оружием в начале ночи в беотийский город Платеи, бывший в союзе с афинянами. Фивян призвали и открыли им платейские ворота граждане Навклид и его сообщники с намерением захватить власть в свои руки, погубить неприязненных им граждан и подчинить город фивянам»[202].

В городе Корциры (Керкиры) народная партия была за Афины, а аристократия за Спарту. «Среди керкирян смуты наступили с того времени, как к ним возвратились пленники, взятые в морских битвах у Эпидамна и отпущенные на свободу коринфянами… пленникам было поручено склонить Керкиру на сторону коринфян. И действительно, эти керкиряне старались воздействовать на отдельных граждан, чтобы отторгнуть город от афинян»[203].

У афинян были союзники во всех городах Пелопоннеса, а у Спарты во всех ионийских городах. Фукидид и Ксенофонт сходятся во мнении, что не было ни одного города, в котором бы народ не поддерживал афинян, а аристократия спартанцев. «Теперь во всех государствах демократическая партия благосклонно настроена к вам (афинянам) и или вовсе не принимает участия в восстании олигархической партии, или же, если и бывает вынуждена примкнуть к восстанию, тотчас становится во враждебные отношения к восставшим. Поэтому, начиная войну, вы (афиняне) имеете союзника в лице народной массы враждебно настроенного к вам государства»[204].

Эта война была тем общим усилием, которое предприняли греки для того, чтобы повсюду установить одинаковую форму правления под гегемонией одного города, но одни желали аристократического правления под покровительством Спарты, а другие демократического правления при поддержке Афин. То же самое было и во времена Филиппа. Во всех городах аристократическая партия желала владычества Македонии. Во времена Филомена роли поменялись, но чувства остались прежними; демократия перешла на сторону Македонии, а все, кто стоял за аристократию, присоединились к Ахейскому союзу. Таким образом, город перестал быть объектом желаний и привязанностей людей. Осталось мало греков, которые отказались бы пожертвовать общественной независимостью ради того, чтобы обрести те институты, которым они отдавали предпочтение.

Что касается честных людей, то бесконечные разногласия, свидетелями которых они были, вызывали у них отвращение к общественной системе. Они не испытывали привязанности к той форме общественного устройства, при которой бедные и богатые вели непрерывные войны, где народ прибегал к насилию, а аристократия отвечала ему с удвоенной силой. Эти люди стремились избавиться от режима, который не порождал ничего, кроме страданий и ненависти. Они чувствовали необходимость отказаться от общественной системы и найти какую-то другую форму правления. Многие мечтали о том, чтобы установить своего рода верховную власть над городами и чтобы эта власть заботилась о поддержании порядка и заставляла эти небольшие беспокойные общества жить в мире. Ради этого Фокион, истинный гражданин, советовал своим соотечественникам перейти под власть Филиппа, пообещав им за это мир и безопасность.

В Италии сложилось точно такое же положение, как в Греции. В такую же борьбу были вовлечены города Лаций, Сабина и Этрурия. И здесь исчезло такое понятие, как любовь к городу. И здесь любой человек охотно присоединялся к чужому городу ради достижения собственных целей.

Эти настроения способствовали успеху римлян. Они повсюду поддерживали аристократию, и аристократия, в свою очередь, была их союзницей. Позвольте привести несколько примеров. Род Клавдиев покинул сабинскую землю, поскольку его больше устраивали римские, нежели сабинские институты. В это время многие латинские семьи переселились в Рим, потому что им не нравился демократический строй Лация, а римляне недавно восстановили господство патрициев. В Ардее шла война между аристократией и плебеями; плебеи призвали на помощь вольсков, и аристократия сдала город римлянам. «Обеим сторонам казалось, что им мало собственных сил и оружия; знатные призвали на помощь осажденному городу римлян, плебеи – вольсков, чтоб вместе заставить Ардею сдаться. Предводительствуемые эквом Клуилием вольски первыми подошли к Ардее и обложили вражеские стены валом. Об этом известили Рим, и тотчас прибывает с войском Марк Геганий и в трех милях от врага начинает разбивать лагерь; а уже в середине дня он велит воинам подкрепить силы отдыхом. Наконец в четвертую стражу он выводит воинов из лагеря. Взявшись за дело, они справились с ним столь быстро, что к восходу солнца вольски обнаружили, что окружены римским валом, более прочным, чем их собственный, воздвигнутый вокруг города; а с противоположной стороны консул подвел вал к стене Ардеи, чтобы свои в городе могли сообщаться с ним. Предводитель вольсков, который не заготовил для своих воинов провианта, а предоставил им самим добывать его каждодневным грабежом у местных жителей, увидев, что вал разом лишил его всякой возможности предпринять что-либо, призвал консула и сказал, что если римляне пришли для снятия осады, то он уведет отсюда вольсков. Консул ответил, что побежденным подобает принимать условия, а не выдвигать их и что, раз вольски так легко решились напасть на союзников римского народа, уйти им отсюда так же просто не удастся. Он велит выдать полководца, сложить оружие и, признав поражение, повиноваться победителю; а иначе – останутся они или отступят – он, как непримиримый их враг, предпочтет известить Рим о разгроме вольсков, чем о непрочном мире с ними». Все закончилось тем, что «римский же полководец в Ардее, отрубив головы подстрекателям смуты и отобрав их имущество в казну ардеян, привел в порядок дела, расстроенные мятежом»[205].