Читать книгу "Фарамунд - Юрий Никитин"

Но к Клотильде относятся иначе... И потому, что она, как ужеизвестно, постоянно согревает ложе рекса, и потому, что остальными онпренебрегает, а свободное время проводит со своими ярлами,

Решившись, она начала быстро спускаться по лестнице,настолько быстро, насколько позволяли прямая спина и прямой взгляд дочеризнатного патриция, из-за чего не видела ступенек, споткнулась и едва незагремела по лестнице, но, к счастью, успела ухватиться за перила.

Но к несчастью, находилась на последней ступеньке. Служанкипрыснули, пугливо опустили головы, но искоса переглядывались и гнусно хихикали.Она была уверена, что даже корчат за ее спиной рожи и высовывают языки.

Она холодно осмотрела Клотильду:

— Это ты им мешаешь работать?

Клотильда испуганно поднялась, поклонилась:

— Что ты, госпожа! Мы работаем, как всегда...

Лицо ее, всегда чистое, сейчас было в бурых пятнах, щекичуть обрюзгли, а талия стала вдвое шире.

Брунгильда сказала мстительно:

— Вместо сплетен, лучше бы пели что-нибудь! Духовныепесни, к примеру. А то и рожа стала как мятое одеяло, и растолстела...

Клотильда вспыхнула от обиды. Брунгильда с удовлетворениемощутила, что ее стрела попала в цель.

— Зря вы меня обижаете, ваша милость, — произнеслаКлотильда с настолько великим смирением, что Брунгильда сразунасторожилась. — Просто повитухи говорят, что если плохо выгляжу, то уменя будет мальчик. А если очень плохо, то сильный, крупный и красивый...

Брунгильда охнула, будто ей ударили в живот. Застыла снеподвижным лицом, в ушах раздался звон. Перед глазами качалось лицо служанки.Теперь она мстительно улыбалась.

— Ма... альчик, — повторила Брунгильда струдом. — Ты хочешь сказать, что ты... беременна?

Но теперь и сама видела отчетливо, что и растолстевшийживот, и пятна на лице, и складка на щеках, все говорит, что служанка неменьше, чем на пятом месяце. А то и на шестом.

— Да, ваша милость, — сладко ответила Клотильда. —У меня мальчик будет, сильный и красивый. Такой же, как его отец.

Брунгильда со всех сторон чувствовала направленные на неевзгляды служанок. Их руки двигались машинально, пальцы промахивались мимошерстяной нити. Эти взгляды заставляли ее держать спину ровной, лицонеподвижным, и плечи развернутыми.

Очень холодно она сказала:

— А... ну, бастард... он даже не бастард, ибо сам рексне блещет происхождением.

— Ваша воля, — ответила Клотильда смиренно, —как скажете! Но мой ребенок все же сын конунга, благородного происхождения самрекс или нет.

Брунгильда содрогнулась, словно стройное дерево, по которомус размаха ударили тяжелым топором. Ничего не сказав, она обвела царственнымвзглядом эти согнутые спины. Руки служанок задвигались быстрее, так же величественнопокинула помещение, как и пришла. Правда, по ступенькам подниматься нерискнула, ее шатало, потому вышла во двор, постояла под свежим ветерком, азатем окольной дорогой вернулась в свою палату.

В своих покоях ей хватило сил, чтобы задвинуть засов надвери, только тогда упала на постель и разрыдалась.

А потом, наплакавшись, вся подушка сырая, долго сидела водиночестве, чувствуя себя разом подурневшей, с мятым лицом и красным распухшимносом.

Тогда в какой-то момент едва удержалась, чтобы не вцепитьсяв волосы этой бесстыжей служанки. Бахвалится тем, что рекс использует ее вместоподстилки! Тварь, подлая тварь...

Послать на тяжелые работы? Теперь уже нельзя. Хотя, конечно,это в ее власти, но всяк скажет, что она, владетельная патрицианка, приревновалак этой бесстыжей шлюхе! Да, так и скажут...

Она с холодком ощутила, что если скажут, то скажут...правду. То, что сейчас творится в ее душе, в самом деле, напоминает глупуюпостыдную ревность, свойственную низшим сословиям.

С этого дня она видела, как вся челядь, что боготворила ее,теперь оберегает Клотильду. У брюхатой служанки из рук вырывали тяжелые ведра,мужчины готовы были вместо нее мыть полы, только бы не нагибалась, а женщиныуговаривали ее посидеть, а посуду вместо нее вымоют они сами.

Осенью Клотильда родила. К восторгу и удивлению повивальныхбабок ребенок оказался крепенький, в меру крикливый, и не в меру резвый.Волосенки на диво светлые, а глаза и вовсе светло-зеленые. Когда он ухватилповивальную бабку за палец, она вскрикнула от восторга:

— Как сдавил!.. Эта рука будет крепко держать меч!

Клотильде помогали купать, пеленать, с еще большим рвениемвысвобождали ее от любых работ, даже самых пустяковых. Брунгильда ощутила, чтоне находит себе места. Впервые во всей силе ощутила то странное чувство,которое называют ревностью. За всю свою жизнь никогда ни к кому не ревновала,даже к своей старшей сестре, которой доставались все родительские ласки, всяопека, но сейчас ощутила, словно в грудную клетку сыпанули горсть горящихуглей.

Не только слуги, но и стражники, все воины, все говорили оКлотильде, о ее ребенке, о том, каким доблестным воином вырастет ребенок,пересказывали какая у него крепкая хватка. Все еще раздувалось,преувеличивалось, обрастало невероятными подробностями.

Зима тянулась мучительно долго. Жестокие метели в первый жемесяц принесли столько снега, что уже не только челядь, все стражники и воинысобирали снег, грузили на телеги и вывозили за ворота. Холодное темное небовисело над самыми крышами, угнетало, заставляло людей заползать в норыпоглубже.

О Фарамунде вести доходили редко, с большими перерывами.Считалось, что зимой весь мир забивается в норы, терпеливо дожидается весны, апотом так же терпеливо ждет, когда подсохнет непролазная грязь, чтобы войска нетонули в распутице. Однако Фарамунд, пользуясь морозами, неожиданно провел своемногочисленное войско через считавшиеся непроходимыми болота, обрушился нанеготовые к обороне города южной Галлии.

Его войска с легкостью сокрушили отдельные гарнизоныфедератов Рима. Затем наступила весна, дороги стали непроходимыми. Однаждыглубокой темной ночью в ворота громко постучали. Промокший гонец, лязгая зубамиот холода, рассказал, что рекс расквартировал людей на отдых до начала лета, искоро прибудет.

Брунгильда покачнулась от неожиданности. И хотя понимала,что однажды Фарамунд вернется, хотя ждала даже в самую лютые вьюжные ночи, всеже слова гонца заставили сердце забиться, как птичку, неожиданно заброшенную втесную клетку.

Через неделю по ту сторону городских стен затрубили трубы. Вответ на городской башне ударили в набат. Брунгильда прислушалась, кровьбросилась в лицо. Медные звуки тяжело поплыли во влажном воздухе. Приближаютсяне враги, сообщал колокол, едут свои. Много. Идет... да, возвращается сам рекс!