Читать книгу "Век тревожности. Страхи, надежды, неврозы и поиски душевного покоя - Скотт Стоссел"

Пожалуй, самым знаменитым из сумевших переплавить невротическую чувствительность в искусство был Марсель Пруст. Отец Марселя Адриан был врачом, специализировавшимся на нервных болезнях, и автором книги «Гигиена больного неврастенией». Ознакомившись с работой отца и трудами многих других ведущих специалистов по нервным расстройствам того времени, Пруст активно использовал почерпнутое оттуда в своих произведениях. Его тексты, как выразился один критик, «пропитаны лексикой нервных расстройств»{381}. Персонажи «В поисках утраченного времени» либо высказывают, либо воплощают (вслед за Аристотелем, упомянувшим об этом первым) идею, что искусство расцветает на почве нервных терзаний. У Пруста обостренное художественное чутье было непосредственно связано с нервной организацией. Высокое искусство требует высокой чувствительности[208].

Высокая чувствительность способна иногда порождать и высокую науку. По оценкам психолога из Калифорнийского университета в Дэвисе Дина Симонтона, который несколько десятилетий посвятил изучению психологии гениев, тревожность или депрессия (или то и другое сразу) имелась у трети выдающихся ученых{382}. Симонтон предполагает, что когнитивные или нейробиологические механизмы, вызывающие у некоторых предрасположенность к развитию тревожных расстройств, способны также усиливать творческое мышление, ведущее к концептуальным прорывам в науке. О том, что сэр Исаак Ньютон изобрел исчисление, стало известно лишь 10 лет спустя, поскольку ученый, измученный страхами и депрессией, никому о своем изобретении не сообщил. (И несколько лет не покидал дома из-за агорафобии.) Дарвин, возможно, так и не закончил бы работу над теорией эволюции, если бы тревожность не вынуждала его десятилетиями просиживать в четырех стенах. Научный путь Зигмунда Фрейда чуть не прервался в самом начале из-за невыносимых страхов и сомнений в себе, однако, сумев преодолеть их, он стал культовой фигурой и крупнейшим авторитетом для нескольких поколений психотерапевтов. Впоследствии, когда Фрейд уже был корифеем и научной величиной, он и его последователи пытались высечь в граните для потомков образ непоколебимо уверенного в себе мудреца. Однако из писем его молодости{383} образ складывается несколько другой[209].