Читать книгу "Подлинная история графа Монте-Кристо. Жизнь и приключения генерала Тома-Александра Дюма - Том Рейсс"

«Все мы радовались тому, что считали искренним гостеприимством, – вспоминал Дюма, – но под маской человечности скрывались злодейские помыслы и преступления, достойные неаполитанского правительства». Путешественников действительно удерживали люди со «злодейскими помыслами», однако, хотя Дюма об этом не узнал даже впоследствии, они вовсе не представляли «неаполитанское правительство», по крайней мере, не в общепринятом смысле этого слова.

У Неаполитанского королевства странная и жестокая история[989], но редко когда жизнь в королевстве была настолько странной или настолько жестокой, как в те дни – весной 1799 года. На самом деле, среди всех районов Европы, где побывали Дюма, Манкур и Доломье, им довелось оказаться в одном из самых опасных.

Неаполитанское королевство охватывало всю Южную Италию, вплоть до границ с Папским государством (в 1799 году – Римской республикой, сателлитом Франции). Оно было относительно недавней монархией: на протяжении большей части его существования им правил Фердинанд, а до него королем был лишь его отец, Карл, вступивший на трон в 1759 году. До этого территория – с момента падения Римской империи – имела статус колонии или владения. Сначала византийцы, затем мусульмане, следом – норманны, немцы, французы и, наконец, испанцы сменяли друг друга в управлении Южной Италией или в попытках контролировать ее. С шестнадцатого столетия она принадлежала испанцам, чьи армии завоевали Южную Италию в то же самое время, когда Кортес покорял Мексику. Даже сегодня многие, особенно жители Северной Италии, отмечают, что юг больше напоминает им латиноамериканскую страну, нежели какое-либо место в Европе. И хотя они часто подразумевают под этим нечто оскорбительное, сравнение основано на совершенно реальной общей истории (символом чего послужила южноамериканская новинка – помидор, который столь сильно изменил южноитальянскую кухню[990]). С 1500-х до начала 1700-х годов испанцы правили Неаполем и Таранто почти так же, как Буэнос-Айресом и Боготой. Под их властью столица – Неаполь – непродолжительное время соперничала с Парижем за право называться крупнейшим городом Европы.

Но в начале восемнадцатого века Мадрид утратил свои южноитальянские колонии, а затем, в середине столетия, началась запутанная война за наследство, которая дала родственнику испанского короля шанс, начав политический торг с герцогства, превратить бывшие колонии в Южной Италии в новое государство – Неаполитанское королевство. Это как если бы юный Король-Солнце стал править какой-нибудь банановой республикой. Тем не менее Неаполь стал центром итальянского Просвещения[991]. Научный и культурный энтузиазм, пробудившийся благодаря раскопкам античных Помпей, сделал Неаполь одной из важнейших точек так называемого Европейского Большого путешествия[992], которое молодые аристократы совершали для завершения образования.

В 1759 году основатель государства взобрался по королевской лестнице из грязи в князи, унаследовав испанский трон, и оставил маленький стартовый «проект» своему восьмилетнему сыну, Фердинанду. Тот принял ключи от Неаполитанского королевства и в семнадцать лет женился на сестре Марии-Антуанетты. В такой же степени смышленная в политике, в какой ее младшая сестра была легкомысленной, королева Мария-Каролина принесла Неаполю что-то около восемнадцати монарших отпрысков и при этом развернула геополитические устремления государства в совершенно ином направлении. В конце 1770-х годов она пригласила выходца из Великобритании сэра Джона Актона[993]на пост руководителя военно-морского флота Неаполитанского королевства. Она рассчитывала, что сэр Джон, как англичанин, будет знать, как из ничего построить флот. Сэр Джон также стал неаполитанским военным министром, министром финансов и так далее, пока не взял на себя множество государственных функций.

К этому моменту абсолютизм неаполитанской «банановой республики» вошел в волнующую вторую стадию – ту самую, куда въехал злополучный Дюма. Когда в 1793 году Мария-Антуанетта попала на гильотину, королева Мария-Каролина поклялась в вечной ненависти к Франции и велела Актону направить все до единого ресурсы королевства на борьбу с французскими идеями, французской печатной продукцией и французским народом. Но «французские идеи» укоренились на неаполитанской земле несмотря на цензуру, особенно популярны они были среди образованных высших слоев общества. Затем, когда французская Итальянская армия освободила север страны в 1796–1797 годах, по итальянскому полуострову прокатилась волна симпатии к революции. В Риме в печально известном еврейском гетто появилось дерево свободы[994], а его жители были освобождены. Неаполь запылал от революционных речей и призывов к действию. Когда весной 1798 года наполеоновская армада проплывала мимо южного побережья Италии на пути к Мальте, Фердинанду и Марии-Каролине казалось, что французы приближаются со всех сторон.

Однако Expedition d’Egypte предоставила неаполитанским монархам реальную возможность нанести французам удар: при содействии Актона и британского посланника сэра Уильяма Гамильтона король с королевой развили бешеную активность, выстраивая политику государства для противодействия власти французов. Главной опорой для англо-неаполитанских связей была юная жена Гамильтона – леди Эмма Гамильтон, бурный роман которой с адмиралом Нельсоном (тогда лордом Нельсоном Нильским) позволял поддерживать тесные контакты с британским военно-морским флотом[995]. С союзом, подкрепленным не только геополитикой[996], но и постоянной потребностью Нельсона навещать свою возлюбленную, Фердинанд и Мария чувствовали себя непобедимыми. Той осенью, пока Дюма подавлял восстание в Каире, Неаполь атаковал Римскую республику, финансируемую Францией. Однако, столкнувшись с первоклассными, закаленными в боях войсками французской Итальянской армии, неаполитанские солдаты запаниковали, побросали оружие и обратились в бегство. (Разгром никак не повлиял на репутацию неаполитанских солдат. Король Фердинанд подверг уничижительной критике решение сына сменить униформу неаполитанской армии. Монарх с сарказмом заметил: «Мое дорогое дитя, одень их[997]в белое или одень их в красное, они будут драпать с той же скоростью».) Французская армия гнала неаполитанские войска до их дома, сделав возможным создание еще одной итальянской республики и стерев (на текущий момент) последние следы монархии на полуострове. Фердинанд и Мария-Каролина опустошили королевскую казну и, прихватив Актона, бежали на Сицилию[998].