Читать книгу "Ричард Длинные Руки - Гай Юлий Орловский"

Рудольф возразил:

– Откуда знаешь, что увечили люди? Я слышал, нечисть. И следы мы находили нелюдские.

– Нечисть просто убивает, – ответил Бернард. – Убивает и жрет. Все понятно. Но вот зачем пытать? Зачем кожу сдирать с живого, кричащего человека? Зачем сажать на кол простого селянина да еще на глазах его семьи?

– Но все-таки нечисти там много, – сказал Рудольф угрюмо. – Чересчур. И такие чудища появились, о каких раньше не слышали.

Шум воды мы сперва услышали, а когда мой конь поднялся повыше, я увидел озверевший горный поток весь в пене, что прыгал по камням, как Маугли по джунглям. Иные камни с грохотом дергало взад-вперед, но утащить была кишка тонка. Дальше вода красивыми каскадами уходила вниз, пару раз получались длинные водопады, словно отрендеренные в 3D Мах Studio.

Глава 31

Внизу уже не поток, а река уходила в ущелье, мрачное и темное, но через само ущелье от края и до края пролег узкий, похожий на акведук мост из багрового гранита. Изумительно высокие колонны, кажется, контрфорсы, поддерживают мост. Вода билась о них с такой силой, что брызги взлетали до середины столбов.

Я с ходу определил, что мост чересчур узок, нарочито узок, по нему можно ехать только по одному всаднику в ряд. Да и то осторожно, не вскачь, а на той стороне не зря эта массивная и зловещая башня-крепость. Мальчишка с арбалетом в состоянии задержать целую армию. Достаточно застрелить одного всадника, чтобы через его труп не перебрались остальные. Надо спешиваться и сбрасывать с моста в воду, а за это время их самих истычут стрелами.

И, самое главное, по этому мосту не пройдут волы. И не протащат телегу. Сердце мое начало стучать чаще. Похоже, наступает час правды. Волов придется оставить, а мощи наверняка понесем на руках. Я сам могу везти их в мешке за спиной. Но что в повозке еще? Кроме оружия?

Все слезли с коней, в молчании проверяли конскую сбрую, подтягивали подпруги. Я нацепил коню на грудь конский щит, почти человечий, только выкованный с учетом конских форм, набросил ему на голову и шею тонкую кольчугу, где для глаз и ушей широкие прорези. Конь взбодрился, дурак, начал храпеть, показывать зубы, вот какой он страшный и сильный, раздувал ноздри, вращал огненными глазами, даже попытался встать на дыбы.

Потом долго и кропотливо я надевал подобную сбрую, только потяжелее, на себя. Наколенные щитки придумали, оказывается, вовсе не хоккеисты, да и остальные доспехи очень напоминают где спецназовские, где спортивные. Наплечники, налокотники – как у велосипедистов или бегунов на роликах, вязаная шапочка под металлический шлем, толстая шерстяная рубашка, сверху – кольчуга, а уже потом – цельнокованый металлический панцирь, шлем, прочее железо. Полагался еще и плащ сверху, чтобы сверканием доспехов не выдать себя издали, но прятаться бесполезно, и я повесил меч справа у пояса, молот прицепил на свое место слева.

Странное чувство защищенности, и что-то еще неуловимое, гордое, как победа над собой. Простолюдин, вспомнил я слова Бернарда, не станет таскать на себе эти доспехи. Он слишком себя любит и жалеет, но свою лень подает как отвагу, мол, он не страшится встретить опасность голой грудью, втайне уверенный, что любая опасность его минует. И потому простолюдины гибнут, как мухи, от метко пущенных в спину стрел, от слабого удара ножа или даже брошенного камня. Простолюдин не станет истязать себя, обучаясь драться мечом или топором, он лучше понежится на солнце, поудит рыбку, снова полежит, пойдет к гулящим девкам. Простолюдин всегда ищет любую возможность увильнуть от нагрузки, работы, дела, а вот рыцарь...

Бернард насторожился, вскинул руку. Все затихли. Далеко-далеко в ночи раздался тоскливый вой. Мороз пробежал по коже. Жуткая обреченность в этом вое, словно эти существа уже зрят все муки ада, куда их волокут черти.

– Нечисть? – прошептал я.

– Хуже, – ответил Рудольф.

Я не понял, всмотрелся в угрюмое широкое лицо.

– Что может быть хуже?

– Волки, – ответил он хмуро.

– Волки?

– Да, простые честные волки. Которых ты видел очень далеко. Как думаешь, кого наши кони и волы боятся больше?

Вой распадался на множество голосов. Я представил себе в темном лесу с полсотни этих голодных зверей с горящими глазами, их кто-то собрал и направил, а сам следом, луки наготове, а мы здесь, отстреливай на выбор.

От повозки донесся строгий голос:

– Уходим. Совнарол, будь добр, не отходи от принцессы.

– Все в руке божьей, – прогремел яростный голое. – О себе заботься, сын мой! Господь не забудет, кто идет во имя его...

Подъем становился все круче. Однажды пересек дорогу поток холодной воды, что с маниакальным упорством вилял из стороны в сторону, только бы броситься под ноги, забросать холодными брызгами, белыми клочьями пены.

Ланзерот впереди тащил коня в поводу. Когда завал оказался чересчур сложным, рыцарь подлез под своего дорогого, как «Мерседес», коня, приподнял и тяжело перебрался через мокрые и скользкие камни. В средние века, вспомнил я, это считалось подвигом. В мое же время акселерации каждый крепкий парняга в состоянии поднять коня на плечи и пробежать с ним сотню-другую шагов.

Однако другие смотрели на рыцаря с громадным уважением. Бернард, правда, тоже готов был перенести своего коня на спине, но тот оказался явно не рыцарским: два-три неуклюжих прыжка, злобное «иго-го», и жеребец даже вверх по склону обогнал хозяина. Наши кони тоже показали себя конями повышенной проходимости, пробрались и через камни, и через ручей, словно неказистые, но мощные «КамАЗы».

Маленькие водопады красиво разбрызгивали воду, и последней узкой струей, как из водосточной трубы, низвергались в небольшое кипящее озеро. Оно лежало в каменной чаще, мне даже почудились огромные украшения по внутренней стороне чаши, но рассмотреть не успел – Бернард торопил. Снизу начал подниматься туман, довольно быстро скрыл озеро, угрожающе пополз, как геккон по отвесной стене.

Я кое-как перебирался по скользким камням, многие покрыты сырым мхом, дальше пошли вроде бы выбитые миллионами ног ступеньки или это только казалось, а проклятый поток снова пересек дорогу, и некоторое время пришлось двигаться по колено в бурной воде, что стремилась унести вниз, как никчемную щепку.

Хоть и цивилизованный, я все равно не понимаю, что заставляет воду взбираться на вершины гор, а оттуда изливаться потоками, если точно так же могла бы пробиться к поверхности земли у самого подножия.

Кое-как я выбрался из потока, но увидел, что радуюсь напрасно. Вверху, откуда эта вода течет, поток разделился и низвергался множеством мелких ручейков так, что идти посуху не удастся. Одно хорошо, что снизу жуткий рев водопада превратился в глухой ропот, поднялись мы на высоту, где орел наравне, а тучи могут проползти даже ниже.

За поворотом я увидел коня Ланзерота, одиноко привязанного к дереву. Выше из зеленых зарослей торчали ноги рыцаря. Оставив коней, мы, пригибаясь без нужды, вломились тихонько в кусты.