Читать книгу "Операция "Горби" - Анна Гранатова"

МАЯК на берегу вечного моря, указывающий кораблям верную дорогу — это и есть рубеж перехода в вечность. И вот, похоже, что его пожелание сбылось, словно сама небесная канцелярия вспомнила о той странной студенческой вечеринке. Сейчас он стоит на краю черной бездны и смотрит на луч маяка, который ритмично вспыхивает и исчезает во мраке, словно возвещая о переходе людских душ из царства суеты и тлена в мир вечности.

Он бросил тоскливый взор на темные волны, упрямо бьющиеся о пирс, и на маленькую спортивную лодку, убаюканную волнами прибоя, и почувствовал, как Стикс зовет его. В озябшем и закоченелом на ветру теле волной поднималось безразличие и примирение со своей участью. Будь что будет!

На горе вновь вспыхнул, разгоняя ночную мглу, Форосский маяк. Луч прожектора раскаленным лезвием стремительно заскользил вниз и упал на пирс, на мгновение ослепив все вокруг. И тут же стало темно и глухо.

У ПОСЛЕДНЕЙ ЧЕРТЫ 20 АВГУСТА 1991 ГОДА. ЮГО-ЗАПАД МОСКВЫ

По улице двигалась колонна ОМОНа. Губы офицера Александра Чижова сжались в презрительной улыбке. «Идиоты! — подумал он. — Самовлюбленные тупицы, страдающие комплексом неполноценности! Силовики, всю жизнь презирающие спецназ». Завистники, готовые сорвать свою злость на ком угодно.

Вся Москва сошла с ума. Военный переворот. Путч.

В народе болтают разные небылицы. И что коммунисты решили свергнуть Горби, и что КГБ решил посадить в президентское кресло своего человека. Сухонькая бабушка с авоськой, набитой булками. Истерика о том, что «надо сушить сухари, началась гражданская война!».

И вдруг — посреди этого безумия — дети. Зачем маленькие дурачки полезли в пекло? Жажда приключений? Куда смотрят родители? Как вышло, что они начали подтрунивать над ментами и омоновцами? Эх, дети, дети… бесстрашные и глупые… ГКЧП для вас — просто приключение. Вы не осознаете, что стоит за словом «путч»…

— Зачем ты подтрунивал над омоновцем?

Вместо ответа подросток лишь виновато кивнул, крепко стиснув зубы от боли.

— Что произошло, ты можешь объяснить? — голос Чижова оборвался, он чувствовал, что задает неуместный вопрос.

— Я не связывался… с ментами. Они сами… — по щеке ребенка сбегала слеза. Еще немного, и он опять потеряет сознание от боли.

Вызвать «скорую»? Но сколько ли она будет продираться сквозь оцепление? Отвезти ребенка домой? Но у него, похоже, многочисленные переломы. Нужна больница. Поймать такси? Нереально. Где его сейчас возьмешь, это такси, когда по улицам едут танки!

— Держись за меня. Пойдем.

На перекрестке — микроавтобус-«фольксваген» со спутниковой «тарелкой». Возле «фольксвагена» два парня в тяжелых жилетах стоят, курят. Удача.

— Ребята, надо помочь раненому…

Они презрительно кривят губы.

— Мы при исполнении. Извини… Нам надо срочно — в Останкино. Делать сюжет, под эфир. А что с ребенком?

— Не важно. Есть поблизости какая-нибудь больница?

— Кажется, детская республиканская. РДКБ.

— Есть у вас на машине спецсигнал?

— Мигалка-то? Откуда? Мы же не правительство.

— Жаль. Зато у меня есть ксива.

— Военный? Ого! Ваши сейчас берут власть!

— Не мели чушь. При чем тут наши — ваши… Человека спасать надо.

В РДКБ их не ждали. Рабочий день закончился. Заспанный охранник удивленно кивнул на проходную — ладно уж, проходите. Администратор, пожилая женщина в темном платке, недовольно ворчит:

— Вам нужен травмопункт, а не специализированная больница!

— С ушибами и переломами в больнице врачи справляться не умеют?

— У нас другая специализация. Онкология, гематология, иммунология… Нашли время ломать кости! Слышали, что в стране делается? Говорят, гражданская война…

— Война войной, а ребенку плохо…

— Это не наш профиль! Вы пришли в РДКБ, а не в «Склиф»…

— Впервые вижу врача без души и сердца!

— Хорошо. Я вызову дежурного врача. Подождите. И побойтесь Бога! Тут дети лежат со всего Союза. Это больница смертников. Черта последней надежды. Онкология, гематология… Переливание крови. Химиотерапия. Бесконечные операции. И похороны. И за каждого пациента переживаешь, как за родного. А он все равно умирает. Если бы не больничный храм, не знаю, как все это выдержать…

— У больницы есть храм?

— Э, я вижу, вы в самом деле не знаете, куда пришли.

— Просите меня бога ради…

— Да что уж там… Бог простит. Если хотите, я вам, конечно, покажу наш храм больничный… Сейчас как раз служба начнется.

— Если это удобно…

— Удобно. Только не шумите! Вот и дежурный врач подошел. Идите за мной.

Просторное помещение. Амфитеатром вверх уходят ряды ступенек. Когда-то на этой «горке» стояли синие киношные кресла. Теперь их все убрали. И там где был кинотеатр — храм, освященный отцом Александром Менем. Лишь кое-где валяются мягкие поролоновые сиденья в темно-синей кожаной обшивке. И на этой горке… Нет, это не люди. И не дети. Это существа с иной планеты. С лысыми от химиотерапии головами, с огромными, полными страха и отчаяния глазами. На костылях, в медицинских бахилах… И все они были обречены. Одни раньше — другие позже… Медицина не научилась еще лечить такую страшную болезнь, как рак. И офицер Чижов понял, что все они тихо и неслышно уйдут один за другим в мир иной… и никакие молитвы тут не помогут.

Теперь ему все страдания, пережитые в кабульском пыльном госпитале, показались просто лихим военным приключением. Воистину все познается в сравнении.

Никаких икон на стенах необычного храма. Лишь рисунки этих, обреченных на медленное умирание, детей. Маленькие пациенты рисовали родителей и самих себя, сказочных героев и святых — в их детском воображении сказка смешалась с реальностью…

Слева и справа от странного, недорогого иконостаса горят свечи. От их желтоватого мерцающего пламени воздух кажется тоже мерцающим, дрожащим.

Молодой священник с орлиным носом и длинными черными волосами, стриженными «под Гоголя», в тонких золотых очках и черной сутане, монотонно читает молитву, помахивая кадилом на длинных цепях, как маятником. Сизоватый дым сочится из кадила, и от этого дыма щекочет в носу и кружится голова. Все вокруг призрачно.

Наверху «амфитеатра» — несколько женских фигур. Все головы прихожанок странной церкви — под темными платками. Платья в пол скрывают фигуры. На ногах всех женщин — мягкие тапочки. Каждый шаг неуклюж и нелеп. И лишь одна женская фигура — в светлом платье и светлом же шелковом платке с красными розами на серебристом фоне. Знакомое лицо… Ожившая тень прошлого. Нет, это всего лишь бред воспаленного мозга!

— Мы молимся сейчас за всех наших братьев и сестер и во имя мира. Русская православная церковь всегда была против войн. Мы верим, что Бог услышит наши молитвы… И в нашей стране наступит спокойствие, — добавляет от себя к молитве священник со стрижкой «под Гоголя».