Читать книгу "Шкуро. Под знаком волка - Владимир Рынкевич"

Решили правильно: вскоре затихли красные пулеметы, потянулся с противоположного берега мамонтовский обоз. Шкуро послал ординарца за своим автомобилем, оставшимся в хвосте колонны, — не хотелось ехать верхом сквозь грязную обозную пыль — и присел подкрепиться со своими штабными и адъютантами. Молодой горец Аликов расставил за придорожными кустами в тени на скатерти бутылки, походные стаканы, рассыпал яблоку, абрикосы, гроздья винограда. Шкуро подозвал Кузьменко, усадил рядом.

— Коля, ты знаешь, что Махно взял Мариуполь и Бердянск? Что будем делать? Опять письмо писать?

— Не ко времени, Андрей Григорьич. И он далеко, и у нас здесь не все выходит.

— И ты почувствовал? Вот и я задумался. А где твой махновец, как его?

— Гринчук. В Таганроге. Я его устроил в штаб, В канцелярию. Он грамотный.

— Махно надо предупредить: Москву возьмем — с ним разговора не будет.

— Когда возьмем, — сказал Кузьменко, закусывая яблоком и глядя вниз на тянущуюся вереницу возов. Теперь они шли на Коротояк.

— Да, — согласился Шкуро. — С такими скоро до Москвы не доедем. Грязные небритые казаки на возах. Одеты кто во что: шляпы, кофты, пиджаки.

— Что ж они и божьи лики из церквей тащат? — удивился Шкуро, увидев среди тряпок поблескивающие иконы в окладе. — Они ж крещеные.

— А они и крестятся, когда с иконостаса иконы рвут, — объяснил Медвянов. — Прощеньица у Бога просят.

«Плохой знак», — подумал Шкуро, но тут же отвлекся, увидев, как калмык в чужом офицерском мундире поливает свою лошадь из большого флакона, и сквозь обычные обозные густые запахи пробивается аромат духов.

Наконец, с левого берега перебрался Мамонтов со свитой. Подъехал, спешился с помощью двух ординарцев — сломана нога. Усталый, но побритый. Из-под фуражки — неулыбчивое круглое лицо, настороженное, будто ссориться приехал. Но нет:

— Здорово, Григорьич. Спасибо за помощь.

— Садись, закуси с нами, Константиныч.

— Не откажусь.

— Коля, угощай геройского генерала. Прогнали красных? Пошуровали они обозы ваши?

— Другая картина получилась. Красных-то погнали, а твои казачки наши трофеи дуванить начали. Это как, Григорьич?

Шкуро и его офицеры рассмеялись: молодцы, мол, наши ребята, не за спасибо донцов выручали. Мамонтов оглядел их сердито — и сам засмеялся.

Пугая лошадей, сбивая обозных с дороги, подошел автомобиль генерала Шкуро. Мамонтов от приглашения ехать вместе отказался, решил, что должен быть со своими. Шкуро взял начштаба, Кузьменко и Акоева. Возвращались в Коротояк. Слева обрывисто падали к Дону горы с меловыми прожилками. Густая пахучая обозная пыль то накрывала машину, то сбивалась ветром в сторону. До самого Коротояка не могли обогнать мамонтовский обоз с награбленным добром.

— Это ж на сколько верст он тянется? — удивился Шкуро.

— Примерно шестьдесят верст, — сказал начальник штаба Татонов. — Мамонтов дал телеграмму, адресованную, наверное, всему донскому казачеству:

«Посылаю привет. Везем родным и друзьям богатые подарки, донской казне 60 миллионов рублей на украшение церквей — дорогие иконы и церковную утварь».

— Теперь все узнают, за что он воюет, — сказал Кузьменко.

— Не он, а мы все, — раздраженно поправил Шкуро.

— Но ведь наши казаки церкви не грабят, — осторожно возразил Татонов.

— Глядишь, и до этого дойдет, — сказал Шкуро и невесело засмеялся: — У мамонтовцев поотнимали кое-что. А там и иконы попадались.

Подъехали к Коротояку. Здесь правобережные скалы теряют меловой оттенок и становятся черными. Потому у села и название такое, оставленное татарами. Шкуро приказал шоферу подвезти его к дому священника, а потом туда же привезти Мамонтова. Соколовский развернул штаб, приказал налаживать связь с Харьковом, и вскоре оттуда пошли директивы, сочиненные в Таганроге. Задача Мамонтова — взять Лиски, задача Шкуро — взять Воронеж.

Приехал Мамонтов. Его уложили на лучшую кровать в доме. Шкуро приказал приготовить чай. Вскоре Самовар шумел на столе, Кузьменко и адъютант Мамонтова доставали припасы. Священник стоял в дверях. Мамонтов попросил водки — мучили боли в ноге. Его адъютант не успел отойти в сторону, как комната вспыхнула ярким бело-голубым светом, и оглушительный грохот рассыпался вместе с пылью, дымом и обломками мебели, стен, потолка. Мамонтов, сброшенный с кровати, лежал без движения. Шкуро ударился голо-рой об угол стены и тоже на какое-то время потерял сознание. Очнулся он на полу среди горящего дерева. Рядом лежал и тонким голосом кричал священник с оторванной ногой. Оба адъютанта стонали, но с трудом поднимались на ноги.

Прибежали казаки, вынесли пострадавших от прямого попадания тяжелого снаряда. Умершего священника бросили у порога. Едва устроили раненых во дворе под навесом, как грянул еще такой же взрыв. Отчаянно кричали искалеченные лошади. Дом горел костром.

Подали лошадей, тачанки и вывезли раненых в поле. Шкуро пытался встать на ноги, но не смог — сильный ушиб. А утром надо наступать на Воронеж.

Пошла другая игра.

II

Другая война.

Утром после контузии Шкуро оправился, но ушиб ноги не позволял садиться верхом, и Воронеж генерал брал в бричке, тачанке или автомобиле. Брал по-своему: не переправлялся на левый берег, чтобы не завязнуть в сбившихся там частях Восьмой красной армии и не попасть под огонь бронепоездов, курсирующих по линии Воронеж — Лиски. Схитрил по-казачьи, двинувшись по высотам правого берега в сторону от цели — Нижнедевицк и Землянок. Разбил красную дивизию, взял трофеи и лишь тогда направил свою пехоту к Воронежу. Мост через Дон оказался взорванным.

До Воронежа — 15 верст. Мост закончили днем 29 сентября. Переправили казачьи дивизии, за ними — артиллерию, тут и красные напомнили, что и у них есть артиллерия: открыли частый прицельный огонь из тяжелых орудий. На деревенской площади Шкуро сидел в автомобиле с начштаба и комдивами. Вокруг толпились верховые и пешие «волки», только что переправившиеся. Снаряд упал рядом. Из автомобиля всех выбросило. Шкуро ударился головой. Новый начальник штаба полковник Татонов получил раны в спину и шею, начальник терской дивизии Агоев, падая, разбил голову, начальник Кавказской дивизии Губин был ранен в ухо. Вокруг стоны и вопли десятков раненых казаков, ржание лошадей. Подсчитали убитых — 8 казаков. «Волки» — мгновенно «по коням» и рысью из деревни в сторону Воронежа.

Для Шкуро вновь подготовили бричку, подложили матрацы, сено, одеяло. Он скомандовал: «За «волками» — вперед!» — и закрыл глаза. Его тошнило, голова невыносимо болела, путались мысли. С ним ехали Акоев и Кузьменко. Они что-то говорили, но он не понимал и не мог отвечать.

Опомнился Шкуро к концу следующего дня в какой-то хате. Опять гремела красная артиллерия, но снаряды падали где-то далеко. Приказал вызвать начальника штаба. Тот доложил, что город укреплен несколькими поясами окопов с густыми проволочными заграждениями, и казачьи полки их трижды неудачно атаковали. Генерал поднялся, походил по хате, покрутил головой и приказал: