Читать книгу "Я дрался с асами люфтваффе. На смену павшим. 1943-1945 - Артем Драбкин"

Поступил я в школу, окончил семилетку. Решил поступить в педучилище в Ленинграде, поехал сдавать экзамены. Был я в числе лучших учеников в классе. А там, в Ленинграде, засыпался на экзамене, когда попросили разобрать предложение по членам. Нас ведь как учили: я знал подлежащее, сказуемое и второстепенные члены предложения, но какие именно второстепенные члены — скажем, обстоятельства места, обстоятельства образа действия, обстоятельства времени, — я этого ничего не знал. Вот и не прошел в педучилище.

Поехал обратно в деревню. Там назначили меня помощником счетовода, хоть и было мне 14 лет. Сидел я в конторе, зимой участвовал в лесозаготовке и готовился к поступлению. В следующем году поехал еще раз, уже в город Луга, там тоже было педучилище. Я сдал экзамены, прошел по самой нижней кромке, но все-таки меня зачислили. И, скажу, потом я был в классе педучилища в числе лучших учеников.

В то время прошла эпопея спасения челюскинцев. Летчики были героями! На это наложилась моя детская тяга к небу. Я не думал, что стану летчиком. А тут при училище создали планерный клуб, и я, конечно же, в него записался. Как мы летали? У нас были планеры, которые таскал самолет, были планеры, которые запускал трактор. Представь, такой барабан, на него наматывался трос: барабан крутился, подтягивая планер, и он поднимался метров на триста. Наконец, были самые простые планеры, которые запускались тремя толстыми резиновыми жгутами, как камень из рогатки. На таком планере можно было пролететь метров 50 на высоте нескольких метров. Я летал на таком планере.

Когда я учился на третьем курсе педучилища, из города Боровичи Ленинградской области приехали представители тамошнего аэроклуба. Им нужно было набрать дополнительную группу из 12 человек, и вот они приехали к нам отобрать несколько недостающих курсантов. В тридцатые годы в аэроклубах занимались без отрыва от производства. То есть ребята работали, учились и в свободное время летали. А перед войной подготовка курсантов в аэроклубе была организована с отрывом от производства. Я, поскольку летал уже на планере, был зачислен в эту группу. По моей просьбе из училища взяли моих друзей: Колю Дронкина, Колю Михайлова и Колю Тимофеева… Все они потом погибли, вечная им память. Лужские ребята нас собирались даже побить, потому что из педучилища взяли 4 человека, а из всего города только восемь. Несправедливо, конечно, по отношению к ним.

Приехали мы в Боровичи, нам дали номер в гостинице, и стали мы летать. Зима была очень холодная. Помню, маслом мазали лицо, чтобы его защитить от обморожения.

Я в нашей группе вылетел первым, сказался опыт полетов на планере. А к марту 1941 года весь аэроклуб закончил курс обучения. Нас направили в город Энгельс, что на Волге, под Саратовом, в Энгельсскую военную школу пилотов. В Энгельсе я тоже первым из группы вылетел самостоятельно на самолете Р-5.

22 июня 1941 года началась война. Мы удивлялись тому, что немцы наступают, вроде ведь Красная Армия должна была бить врага на чужой территории малой кровью. Думали, что до старой границы их допустят, а потом турнут обратно. Потом видим, они и старую границу прошли, и дальше пошли. Окончил я училище на Р-5 в августе. Мне присвоили высокое звание сержанта и направили в Аладырь Чувашской ССР инструктором в военную школу первоначального обучения на самолетах У-2.

Осенью 1941 года наши школы расформировали, и на их базе были созданы легкие ночные бомбардировочные полки. Я был зачислен в 716-й легкий ночной бомбардировочный полк. Мы занялись освоением ночных полетов. В то время приборов особых не было. Тем более на У-2 какие могли быть приборы? Только высоту можно было увидеть и давление масла. А так надо было искать визуальные ориентиры. Тем не менее нас обучили полетам в ночных условиях, и где-то в феврале наш 716-й полк отправили на фронт. Мы перелетели на аэродром Яровщина, в тридцати километрах южнее города Лодейное Поле, что на севере Ленинградской области, на реке Свири.

А 4 марта 1942 года я совершил первый боевой вылет с командиром звена на бомбометание.

Говоря об этом, я не могу не высказать своего восхищения самолетом У-2. Это чудесная машина! Скорость у нее была 120 километров в час, моторчик стоял М-11 мощностью 100 лошадиных сил. И этого хватало, чтобы на У-2 навесить две 100-килограммовые фугасные бомбы под плоскости, две 25-килограммовые осколочные бомбы. Пулемета у штурмана не было, но во время войны стали выпускать самолеты, где за кабиной штурмана делали емкости, которые мы называли ведра. Насыпали туда килограммов 50 мелких осколочных и зажигательных бомб. У нас в полку техники устанавливали под плоскости две направляющие для РСов. Попасть ими в точечную цель, например машину, было относительно трудно; но эффектно, когда две огненные стрелы вонзаются в землю. То есть бомбовая нагрузка была около 300 килограммов! А мотор всего сто лошадиных сил! Разве не замечательный самолет?!

— Первый боевой вылет вы выполняли из кабины штурмана?

— Да, в первом вылете меня проверял командир звена на предмет моей способности ориентироваться. Но там было несложно: речки, озера, рельсы железных дорог блестят, хорошо видны. После этого вылета я стал летать самостоятельно. Я сделал со своим штурманом 56 боевых вылетов.

— Какую тактику вы применяли для бомбардировок?

— Летали мы на высоте около 1000 метров. При перелете линии фронта нас обычно обстреливали из стрелкового оружия, но я не помню, чтобы попадали. Прожекторов у финнов не было ни на линии фронта, ни на объектах бомбардировки. Цель обычно обходили стороной, убирали газ до минимума, при этом звук мотора был не громче автомобильного, и с принижением выходили на цель. Сбрасывали бомбы и шли на свою территорию. Осветительные бомбы при необходимости сбрасывали, если что-то разглядеть надо было. Один раз бомбили Вознесение, город в устье Свири на берегу Онежского озера. И сброшенная мной бомба, по всей видимости, попала в склад боеприпасов, потому что произошел такой страшенный взрыв, что самолет тряхнуло на высоте 1000 метров. За время, что я находился в полку, мы потеряли одного летчика по фамилии Уточкин.

Мы были восемнадцатилетними пацанами и баловались, конечно. В апреле 1942 года была предпринята попытка перейти в наступление на Свири, которое провалилось. Много было раненых, и наш полк привлекли к эвакуации их с передовой. Мы с моим другом Сергеем Ефремовым брили землю на минимальной высоте. Я один раз увлекся, не заметил, что торчала какая-то ель, макушка которой распорола плоскость.

Летом того же года мне дали поручение отвезти пакет в штаб дивизии, который находился на соседнем аэродроме. Я летел ивдоль реки Язь. Увидел купающихся и решил хвастануть, снизиться до минимума, пройтись у них над головами. А в том месте проходила ЛЭП от Свирской электростанции. Я эти пять проводов не заметил и врезался в них. У меня остановился мотор. Впереди была площадка, но я не дотянул до нее с метр-полтора и сунулся носом в берег. Лицо разбил, одно шасси влезло в кабину и ногу мне поранило. Поругали меня за поломку самолета, но поскольку приказ был днем на У-2 летать не выше 50 метров, не наказали.

Надо отдать должное техникам. Они, как волшебники, самолет восстановили.