Читать книгу "Девушка, которую ты покинул - Джоджо Мойес"

Весь зал замер в напряжении.

Поэтому сейчас я решила снова посмотреть, что там на обороте. И в очередной раз усомнилась в том, была ли та несчастная женщина в здравом рассудке, когда отдавала мне картину. Так как, сколько ни смотри на оборот картины, кроме названия, там абсолютно ничего нет. Разве что пятно от размазанного мела.

И возникает вопрос: можно или нельзя брать хоть что-то у тех, кто не в своем уме? Однако ответа я до сих пор так и не нашла. По правде говоря, мир тогда был настолько безумным — это и страшные находки в концлагере, и рыдающие как дети взрослые мужчины, и девчонка, отвечающая за чужие вещи ценой в миллиард долларов, — что на таком фоне старая Лизл, трущая разодранными в кровь костяшками пальцев чистый оборот холста, казалась очень даже нормальной.

— Ваша честь, мы хотели бы предположить, что данное обстоятельство — а также то, что Лизл не назвала своей фамилии, — неопровержимо свидетельствует о попытке скрыть или даже уничтожить все следы происхождения картины. Ну и ей это удалось. — Дженкс делает паузу, и кто-то из его адвокатов вручает ему листок бумаги. Он читает, переводит дыхание и буравит глазами публику в зале. — Согласно немецким регистрационным записям, которые мы только что получили, Софи Лефевр заболела испанкой сразу после прибытия в лагерь под Штрехеном. И вскоре умерла.

Лив с трудом слышит его слова сквозь звон в ушах. Ее будто с размаху ударили, и теперь она в шоковом состоянии.

— Ваша честь, как мы уже слышали в ходе судебного заседания, по отношению к Софи была допущена ужасная несправедливость. И столь же ужасная несправедливость допущена по отношению к ее потомкам. Софи лишили всего: мужа, человеческого достоинства, свободы и даже жизни. Ее обокрали. Единственное, что осталось у семьи Софи, — ее портрет — забрал тот самый человек, который и допустил по отношению к ней ужасную несправедливость. И единственная возможность все исправить — пусть даже с большим опозданием, — отдать картину семье Лефевр.

Лив уже почти не слышит конца его речи. Пол сидит, обхватив голову руками. Она смотрит на Джейн Дикинсон и, встретившись с ней глазами, неожиданно понимает, что для некоторых участников процесса тяжба ведется уже не только за картину.

Когда они покидают зал заседаний, даже Генри выглядит подавленным. У Лив такое чувство, будто их всех переехал огромный грузовик.

Софи умерла в лагере. Больная и всеми покинутая. Так и не сумевшая снова увидеть мужа.

Лив смотрит на улыбающихся Лефевров, и ей хочется быть великодушной по отношению к ним. Хочется до конца осознать, что ужасная несправедливость скоро будет исправлена. Но она, Лив, вспоминает слова Филиппа Бессетта, а также то, что в доме Бессеттов было запрещено даже произносить имя Софи. И Лив начинает казаться, что Софи уже во второй раз может попасть в руки врага. А еще ей начинает казаться, что она, Лив, снова потеряла близкого человека.

— Послушайте, еще неизвестно, что решит судья, — говорит Генри, проходя вместе с ней через пост охраны в задней части здания суда. — Постарайтесь не зацикливаться на этом во время уик-энда. Мы сделали все, что могли.

— Спасибо, Генри, — вяло улыбается Лив. — Я вам позвоню.

Когда Лив выходит на улицу под лучи холодного зимнего солнца, у нее возникает ощущение, что она провела в заточении целую вечность. Как будто она попала сюда прямо из 1945 года. Генри вызывает ей такси и торопливо прощается. И в этот момент она видит у поста охраны его. Похоже, он ее там поджидал, а теперь направляется прямо к ней.

— Мне очень жаль, — говорит он, выражение лица у него мрачное.

— Пол, не надо…

— Я действительно думал… Прости за все.

Их глаза еще раз встречаются, и он идет прочь, не обращая внимания на выходящих из паба посетителей и на волочащих ручные тележки с делами помощников адвокатов. Лив видит его сгорбленную спину, понуро опущенную голову, и именно это — после всего того, что случилось в суде, — становится для нее решающим моментом.

— Пол! — На улице так шумно, что ей приходится кричать еще раз: — Пол!

Он оборачивается. Даже на таком расстоянии она видит точки его зрачков. Пол стоит неподвижно, высокий мужчина в хорошем костюме, слегка подавленный.

— Я знаю, — говорит Лив. — Я знаю. Спасибо… что попытался. — (Иногда жизнь — это цепь препятствий, когда надо просто осторожно идти вперед, а иногда — просто слепая вера.) — Послушай, может, сходим как-нибудь выпить? — судорожно сглатывает она. — Хоть сейчас.

Он смотрит на носки ботинок, о чем-то думает и осторожно спрашивает:

— Дашь мне одну минуту?

Он снова поднимается по ступеням суда. Лив видит Джейн Дикинсон, которая увлеченно беседует с юристом их фирмы. Пол трогает ее за локоть, и они перебрасываются парой слов. Лив начинает беспокоиться — интересно, что он сейчас ей говорит? — резко поворачивается и садится в такси, стараясь заглушить сомнения. А когда снова смотрит в окно, то видит, что он сбегает со ступенек, на ходу заматывая шею шарфом. Джейн Дикинсон ошалело смотрит на такси, руки, сжимающие папки с делами, ходят ходуном.

Пол открывает дверь, залезает в салон.

— Я уволился, — облегченно вздыхает он и берет ее за руку. — Так куда едем?

32

Грег с невозмутимым видом открывает дверь.

— Привет, мисс Лив, — говорит он, словно только того и ждал, что она появится на пороге его дома. Пол помогает ей снять пальто, а Грег проходит в коридор, шикает на прибежавших поздороваться собак. — Я испортил ризотто, но Джейк говорит, что это не страшно, так как он все равно не любит грибы. Поэтому мы подумываем, не съесть ли нам пиццу.

— Пицца — это хорошо. Я угощаю, — отвечает Пол. — А то я тысячу лет никуда не выбирался.

Когда они шли, держась за руки, по Флит-стрит, то оба ошеломленно молчали.

«Из-за меня ты потерял работу, — наконец произнесла она. — И свой крупный бонус. И возможность купить квартиру побольше».

«Ты тут ни при чем. Я сам ушел», — ответил Пол.

— В кухне уже с половины пятого стоит открытая бутылочка красного, — поднимает бровь Грег. — Но это никак не связано с тем обстоятельством, что мне целый день приходится присматривать за племянником. Не правда ли, Джейк?

— Грег говорит, что в его доме около пяти всегда пьют вино, — доносится из соседней комнаты мальчишеский голос.

— Ябеда-корябеда, — отвечает Грег и поворачивается к Лив: — Ой нет. Пить я тебе не позволю. Только посмотри, что случилось, когда ты в прошлый раз надралась в нашей компании. Превратила моего чувствительного старшего брата в мрачного подростка-эксгибициониста с голой задницей.

— Должен тебе заметить, что ты не вполне понимаешь значение слова «эксгибиционист», — парирует Пол, провожая Лив на кухню. — Лив, тебе потребуется небольшая акклиматизация. Грег декорирует помещение по принципу «слишком много не бывает». Он не приемлет минимализма.