Читать книгу "Роковые письмена - Владимир Хлумов"

предложил я.

Она чуть отдернула штору, взглянула в окно и, повернувшись ко мне, сказала:

- Хм. Ну и что особенного? Вы бы вместо того, чтобы глазеть по сторонам, рукопись дочитывали. Вам ведь тоже придется выступать. Подкомиссия особенно интересуется вашим мнением. И вообще, вы, оказывается, особа интересная. О вас говорят даже в первом ряду.

- Это вполне естественно. Разве можно иметь такую очаровательную собеседницу и не находиться в центре внимания? - развязно ответил я и подумал: "Что это я расхорохорился?"

Выступать с докладом не входило, мягко говоря, в мои планы. Джулия пожала плечами и сказала:

- Вы хоть пролистайте. Ваше выступление вот-вот объявят.

Суета вокруг трибуны поутихла и на ней снова появился представитель независимых. Все заняли свои места. Я затравленно огляделся в поисках выхода. Выйти, не привлекая внимания, не было никакой возможности. Я судорожно начал листать рукопись. Мелькали названия частей: "Уничтожение как самоорганизация", "Ресурсы идей", "Познаваем ли бесконечно сложный объект?", "Тупиковая ветвь, или компактификация некоторых направлений эволюции" и т.д. Чтение названий не проясняло сути дела. Голова шла кругом. Я чувствовал себя студентом, узнавшим, что экзамен завтра, а не через неделю, как он надеялся.

Нет, так не пойдет. Нужно взять себя в руки, сосредоточиться и читать. Ведь рукопись меня в самом деле заинтересовала. Заинтересовала, хотя я до сих пор не мог понять, что же это - обычная графомания или нечто разумное? Чтение графоманов рождает противоречивое чувство: с одной стороны, понимаешь, что все это чушь собачья, а с другой - интересно, ведь там всегда есть ответы на вечные вопросы. Пусть неправильные, но ведь и правильных никто не знает!

Я продолжил чтение, наткнувшись как раз на место в рукописи с такими вот вечными вопросами.

"Что есть разум или разумная жизнь? В чем цель ее появления среди неживой и живой природы? Нет смысла вдаваться в подробное обсуждение этих вопросов. Достаточно ограничиться следующим простым тезисом: разумная жизнь характеризуется стремлением понять и объяснить происходящие вокруг явления. Важно, что возникающие при этом интерес и любопытство весьма неустойчивы. Интерес к понятому явлению пропадает практически мгновенно. Открыв какой-либо закон природы, мы начинаем искать новые явления, не подчиняющиеся ему. Никакие самые "интересные практические приложения" старых законов не могут заменить поиска новых. Всевозможные частные случаи, новые режимы, оригинальные подходы и проч., как бы они ни были заманчивы, - все это бледная тень настоящего процесса познания. Разум чахнет без принципиально новых, необъясненных явлений.

В этом мы убеждаемся практически повсеместно. Возьмите любой научный институт. Там обязательно найдется отдел, работающий по старинке, в рамках законов, открытых сотни лет назад. Эффект налицо - всеобщее чванство, академизм, склоки, жесткая субординация и, наконец, неистребимое стремление к материальным благам..."

Дальше я пропустил несколько страниц, посчитав, что автор слишком увлекается беллетристическими подробностями, и вскоре наткнулся на следующий пассаж:

"Отсутствие сверхцивилизаций можно было бы связать с диспропорцией в развитии технических возможностей, опережающих морально-этическое взросление общества. Тем более, симптомы этого ярко проявляются на Земле. Но кажется, что мыслимое многообразие конкретных путей развития той или иной цивилизации должно быть неизмеримо богаче. Кроме того, самоуничтожение в результате братоубийственной войны ничего не объясняет. Погибнуть можно от атомной или биологической бомбы. Но все это - детские игрушки по сравнению с тем, что могла бы придумать цивилизация, опережающая нас лет на двести. Уже сейчас, в рамках открытых нами законов природы, можно представить столь мощное оружие, последствия применения которого носили бы галактические масштабы. Такая братоубийственная война вполне сошла бы за космическое чудо. А чудес, как мы договорились, нет!

Силы, препятствующие развитию разума, должны иметь совсем иную природу. И они, конечно же, должны носить универсальный, не зависящий от конкретных условий характер.

Прежде чем переходить к описанию истинной причины, приводящей к гибели разума (естественной гибели разума), подумаем над следующей проблемой: почему человеку за кратчайшие (по космологическим масштабам) сроки удалось понять законы природы, которым подчиняется практически вся наблюдаемая часть Вселенной? Каких-то пяти-семи тысяч лет оказалось достаточно, чтобы дойти до квантовой механики и общей теории относительности. Каким образом человек, чей повседневный опыт ограничивается банальными масштабами, измеряемыми метрами, скоростями, в десятки миллионов раз меньшими скорости света, и ничтожно малым полем тяготения, - каким образом это слабое существо (не выходя из дома) проникло в гигантские просторы Вселенной и вглубь бесконечно малых элементарных частиц?"

Ну уж - не выходя из дома. А гигантские синхрофазотроны и коллайдеры, а сверхмощные телескопы?" - мысленно возразил я автору меморандума. Но с листками бумаги не поспоришь - их можно либо читать, либо не читать. Я читал. Последовала новая часть под названием "Познаваем ли бесконечно сложный объект?"

"Древние описывали процесс познания так. Представим себе бесконечную плоскость. Кружочек на плоскости - это часть познанного нами. В процессе познания круг увеличивается, но растет и граница с непознанным. Познание рождает все новые и новые вопросы. Процесс бесконечен.

Точка зрения эта стара как мир. Но не является ли она слишком примитивным обобщением нашего мимолетного опыта? Неужели бесконечно сложный объект так прост? Скорее нет, чем да. Ведь "сложность" - в первую очередь, характеристика качественная, а не количественная. Бесконечно сложный объект должен состоять из бесконечно сложных, качественно различных частей, и не обязательно совместимых. Мир, а точнее, система знаний о мире - это не матрешка. Познав часть такого непростого объекта, мы не можем быть уверены в том, что наши знания впишутся в последующую систему знаний подобно тому, как маленькая матрешка входит в большую. Скорее всего, познание должно быть сильно нелинейным процессом. Экстремальным (но вовсе не частным) случаем могла бы быть столь сильная нелинейность, что познание какой-либо части вообще невозможно без знания полной картины. Другими словами, бесконечно сложный объект непознаваем в принципе. Разум не мог бы возникнуть в бесконечно сложной Вселенной!

Высказанный выше негативный тезис о несоответствии последовательно познаваемых частей находится в вопиющем противоречии со всем нашим опытом. Весь наш опыт кричит о том, что наш мир - матрешка. Например, механика Аристотеля стала частью механики Ньютона, которая в свою очередь, стала частью теории Эйнштейна. Есть и другие примеры.

Как же снять очевидное противоречие? Есть два выхода: либо мы неправильно представляем себе бесконечно сложный объект, либо окружающий мир не является бесконечно сложным. Выбрать правильный ответ можно, только опираясь на наблюдаемые факты..."

Дальше в рукописи следовало большое грязно-серое пятно с характерными