Читать книгу "По древним тропам - Хизмет Миталипович Абдуллин"

Махмут, вспоминая о другой встрече, которая произошла спустя месяц после ареста Анаята. Махмут вместе с друзьями шел по улице села и громко пел. Когда они вышли на большую проселочную дорогу, к ним приблизились трое всадников, они резко осадили лошадей, пряча оружие. Один из них сказал:

— Молодцы, ребята! Неплохо поете… Но сама песня тут ни при чем, конечно.

— А чем вам не нравится песня? — спросили ребята.

— А вот если я возьму и расстрою ваши инструменты, вам это понравится, а?

— Не понравится…

— Ну вот и вы, пожалуйста, не искажайте мою песню.

С этими словами один из них похлопал по плечу Махмута, и всадники ускакали. Только тогда ребята поняли, что это был знаменитый певец и народный герой Илахун: ведь они пели «Песню Илахуна»!

Спустя две недели стало известно во всем Семиречье, что Илахун-Коккоз был в Алма-Ате. (Действительно, Илахун вместе с двумя товарищами приезжал в Алма-Ату, из Кульджи, чтобы освободить Анаята; правда и то, что они прибыли через несколько минут после того, как казненного Анаята спустили в вырытую тут же яму, наполненную кипящей известью.)

«Да-а, в жизни человека и в истории бывают такие моменты, когда одна минута, даже секунда может сыграть решающую роль», — так думал Махмут, возвращаясь к месту недавней перестрелки с бандой Дары, чтобы похоронить на берегу Или своих павших товарищей.

Сотрудники Джаркентского уездного ЧК обсудили операцию, которую они считали и удачной, потому что банда была рассеяна, и неудачной — потому что сам Дара все-таки ушел, и отправили докладную руководству. Независимо от того, какой вывод будет сделан в центре, Махмут решил просить разрешения на переход границы, чтобы уничтожить Дару и Хевуллу в их же гнезде. Но начальник Джаркентской милиции Чанышев запретил эту операцию… Чанышеву было известно, что, во-первых, Хевулла пойман, во-вторых, едва ли из-за Дары, который, потеряв банду, наверняка оставит свой промысел, стоит так рисковать.

— Есть, браток, другие дела, — необходимо, например, осуществить на чужой земле один революционный приговор, — сказал Чанышев Махмуту.

С этого дня Чанышев и Махмут встречались почти каждый день. Махмут изучал по военно-топографической карте Суйдун и окрестности этого города, горные дороги. Чанышев подробно рассказывал ему о расположении гарнизона генерала Дутова, о его охране. Однажды Чанышев сказал Махмуту, что он должен научиться мастерски стрелять из пистолета.

Махмут понимал, что готовят его для важного дела, и был готов к этому. Лишних вопросов он не задавал, потому что хорошо знал: до поры до времени едва ли и сам Чанышев точно знает подробности задания, а если и знает, то ничего определенного пока не скажет.

Рассказывая о положении в Суйдуне, Чанышев дал Махмуту подробную информацию об одном своем родственнике, который разбогател на кожевенном деле, а потом заметил:

— Дара, должно быть, все еще в Суйдуне. Говорят, что его жеребца, которого ты хвалил, у него отобрали люди Дутова.

Махмут и Чанышев еще поговорили о мелочах, которые могут оказаться важными, потом отправились в столовую. На берегу Усека сидели десятки игроков и бездельников, разделившись на группы, они играли в азартные игры. Махмут обратил внимание Чанышева на этих людей.

— Этими бесклассовыми элементами займемся потом, Махмут. Сейчас наша задача — уничтожить вооруженных врагов, таких, как атаман Дутов. Он накапливает силы у нас под боком. Не можем же мы ждать, когда он перейдет границу и нападет на нас.

Сдвинув брови Махмут молчал, обдумывая слова Чанышева, и уже мысленно строил планы уничтожения атамана. Чтобы Чанышев не заметил его мечтательности, Махмут вспомнил Акжала.

— Удивительный конь! На нем атаман может уйти от любой погони.

— Все атаманы помешаны на лошадях. Но такой ли уж скакун Акжал, как о нем говорят?

— Крылатый конь! Даже меня с моим серым бегуном оставил далеко позади, а ведь двоих нес на себе.

— Да-а… — пробормотал Чанышев, размышляя о чем-то. — Хороший конь — это не так уж мало…

Очередная встреча в уездной ЧК с Чанышевым состоялась через неделю. На этот раз Махмута с Мукаем вызвали из села Хоныхай, где два друга испытали своих скакунов и теперь поставили их выстояться.

Была поздняя осень с ее холодными дождями, перемежающимися мокрым снегом. Наконец Махмут и Мукай были посвящены в дело. Перед ними стояла сложнейшая задача: Махмут, Мукай и «еще один молодой человек» должны были перейти границу, достигнув Суйдуна, дать лошадям отдохнуть, а в следующую ночь проникнуть в штаб-квартиру Дутова, убить атамана и скрыться.

— Готовы ли вы к выполнению этой задачи? — спросил Чанышев.

— Готовы, — уверенно и спокойно ответил Махмут.

В комнату вошел незнакомый молодой человек. Он улыбнулся, поздоровался с Махмутом и сел. Голенища его сапог с внутренней стороны были истерты, и Махмут подумал, что он много ездит верхом. Чанышев закурил и продолжил разговор:

— Это Хакимджан, молодой чекист, вернее, он чекист с колыбели. Его сам Абдулла Розыбакиев воспитал. — Молодой человек опять улыбнулся. Чанышев взял конверт с сургучной печатью: — Вот это — письмо генерала Дутова. Получив мое «дружеское и княжеское» послание, он осведомляется, когда мы выступим тут против советской власти. Пишет: «Тогда, с божьей помощью, поднимемся и мы. Наше единение — залог нашей победы в Семиречье» и тому подобное. Однако атаман умолчал о том, что собирается выступать без нас, с помощью англичан и китайских богачей. Значит, мы не можем больше ждать.

III

На следующий день чекисты были в казарме погранзаставы у Хоргоса. Ровно в полночь они пошли к границе. В ночной степи гудел буран, шел мокрый снег.

Чанышев почему-то сам повел своих подопечных в конюшню: хотел обрадовать их перед началом операции. Он взял у конюха фонарь и осветил одну из лошадей. Махмут и Мукай сразу же узнали Акжала. Узнали, но не верили своим глазам.

— Это Акжал?! — в один голос изумились они.

— Он самый. Два дня назад ваш спутник Хакимджан привел его.

Чанышев посмотрел на часы: «Через час-полтора ветер стихнет, а с восходом солнца опять усилится. Может, подождать еще с полчаса?» — думал он. Махмут и Мукай все еще любовались Акжалом и рассматривали его со всех сторон, освещая фонарем.

Под покровом ночи чекисты приблизились к самой пограничной полосе. Хакимджан ехал впереди. У самой границы он пришпорил коня и ускакал вперед. Когда Махмут с Мукаем спустились в глухое ущелье, он дожидался их там, спешившись. Это был последний рубеж.

— Теперь, Махмут-ака, обмотайте копыта лошадей тряпками, тут начинаются камни…

Лошади вдруг забеспокоились, зафыркали, прижимаясь к скале и тесня своих хозяев; над их головами промелькнула тень — и неподалеку послышался удаляющийся шорох щебня.

— Барс, — шепотом сказал Мукай.

Теперь они