Читать книгу "Император из стали: Император и Сталин. Император из стали - Сергей Александрович Васильев"

– А может, просто до реализации доберутся действительно жизненно необходимые, за которые не жалко и голову сложить? – возразил император.

– Но такого нет нигде в цивилизованном мире, – развел руками Толстой.

– Так, может, это потому, что он не совсем цивилизованный? – усмехнулся император.

Присутствующие замолчали. Отрицать, что Англия и Франция являются образцом цивилизованности, считалось в обществе начала ХХ века полной нелепицей и надругательством над здравым смыслом.

– Николай Александрович, – решил сменить тему Толстой. – Мне для работы над столь революционной реформой религиозной жизни, о которой вы рассказали, крайне нужны помощники.

– Из магометан попробуйте пригласить земского начальника Белебеевского уезда Салимгерея Жантурина, – живо откликнулся император. – Что же насчет католиков… – император сделал паузу, как будто взвешивал все «за» и «против», – в Седлецкой тюрьме находится очень любопытный заключенный – некий дворянин Феликс Дзержинский. Он практически идеально подходит для такой революционной работы, к тому же еще в юности мечтал о карьере ксендза. Попробуйте с ним договориться – я дам распоряжение о его освобождении под ваше поручительство.

Историческая справка

Жантурин Салимгерей – из известного ханского рода Жантуриных, родился в 1864 году в Уфимской губернии, окончил оренбургскую гимназию, затем – физико-математический факультет Московского университета и юридический факультет Санкт-Петербургского университета.

В 1891–1894 – мировой судья по Белебеевскому уезду Уфимской губернии.

В 1894–1902 – земский начальник Белебеевского уезда.

В 1903–1906 – член Уфимского губернского по крестьянским делам присутствия.

Стал одним из организаторов Первого Всероссийского съезда мусульман. Первый Всероссийский съезд мусульман был тайно проведен в августе 1905 года в Нижнем Новгороде. Погиб 14 мая 1926 года в Казани при загадочных обстоятельствах.

Марсель – Лондон – Мюнхен

Маша плотно закрыла дверь каюты, прислушалась к шагам в коридоре и сбросила опостылевшие узкие туфли. Пройдя на цыпочках к иллюминатору, посмотрела на хмурые волны, катящиеся вслед за судном, залезла в мягкое кожаное кресло вместе с ногами и беззвучно разрыдалась. Задание графа Канкрина, казавшееся в Марселе простым и даже привлекательным, уже на корабле, следующем в Лондон, обратилось своей полной противоположностью.

Привлечь внимание квартета, а особенно надутого вульгарного американца, было совсем не сложно. В это время года в салоне первого класса было немного пассажиров, и Маша, с её африканско-цейлонским загаром и точёной фигуркой, облаченной в роскошное платье, пошитое в Марселе по настоятельному требованию графа, выделялась среди бледных, похожих на моль, француженок и англичанок, как аппетитный пирожок среди пожухлых капустных листьев.

Познакомиться, пообщаться, благосклонно принять предложение пообедать в веселой непринужденной компании – всё это вполне вписывалось в стандартный набор штатных дорожных приключений, пока дело не дошло до самого поручения, подразумевающего более или менее длительное совместное пребывание и общие интересы, которые Маша не могла никак нащупать. Но больше всего осложняло задание внезапное и очень настойчивое ухаживание мистера Гувера, от которого девушку откровенно тошнило.

С первого взгляда Герберт казался самовлюблённым ослом. Со второго – впечатление усиливалось. «Кто убедил этого деревенского бульдога, что он неотразим?» – думала Маша, слушая его скабрезные шутки и ловя бесцеремонные взгляды американца на своём декольте. А когда вечером, после традиционного коньяка, расслабившись, он закинул ноги на журнальный столик, Маша почувствовала, что тихо возненавидела Гувера, его якобы элитный университет Стэнфорд, Америку и само задание, к выполнению которого она за два дня не приблизилась ни на йоту. «Как, – мучительно думала Маша, автоматически отодвигаясь от американца, норовившего подсесть поближе, чтобы очаровать рассказами про Соединенные Штаты, – как мне подойти к вопросу об их планах, круге общения и связях? Просто так спросить в лоб?»

– А знаете, Мари, каков тираж газет только одного Нью-Йорка? – задал Гувер вопрос вкрадчивым голосом, каким в салонах обычно спрашивают, нравятся ли даме стихи Тютчева.

– Я не знакома так хорошо с прессой Нового Света, – учтиво отвечала Маша, убирая руку нахала, вроде как случайно упавшую ей на колено. – Но почему-то мне кажется, что сегодня самые большие тиражи у глупости, – отвечала она, стараясь поддержать разговор. – Это правда, Герберт, что фраза «человек человеку волк» из комедии Плавта «Ослы» является для американской деловой среды естественной и не безобразной?

– Человек человеку – кто угодно, – усмехался в ответ Гувер, – в зависимости от обстоятельств. В этом заключается главная прелесть гибкости человеческой натуры.

Вот за такими разговорами и таким времяпровождением прошло два вечера. Ничего. Ни единой зацепки. А завтра они прибывают в Лондон, и всё… Маша с позором может возвращаться обратно. Как стыдно!..

Совсем другие настроения царили в сигарном салоне, где собрались Герберт, Беатрис, Джеймс и Джон Лесли Уркварт…

– Никакая она не суфражистка, – уверенно заявила Беатрис, – просто восторженная курсистка, подверженная модным увлечениям. Сейчас в России среди студентов бушуют антиправительственные страсти, вот молодые люди и воображают себя санкюлотами.

– Но что означает её флирт? – окутался клубами дыма дотошный Гувер.

– Герберт! Ты невыносим! Флирт – это когда женщина не знает, чего хочет, но всеми средствами добивается этого, – добродушно засмеялся изощренный в амурных делах Уркварт. – Но тут другая проблема! Она же говорила, что замужем! На что ты рассчитываешь?

– Ах, Джон! У нас – американцев – широкая душа! Нам очень дорого свое, но бесконечно тянет к чужому…

– Боюсь, Герберт, в этот раз ты выбрал орешек не по зубам, – улыбнулся Джеймс. – Мари не выглядит объектом для лёгких дорожных интрижек. Хотя… Не развлечёшься, так приобретёшь бесценный опыт…

– Да, – задумчиво пустил в потолок облако дыма Гувер. – Опыт – это то, что получаешь, не получив того, что хотел.

– Удивляюсь вам, мужчины, – вздохнула Беатрис, – когда вы начинаете думать тем, что находится в штанах, у вас начисто отключается то, что находится в голове.

– И что такого мы не нашли в нашей голове о Мари? – игриво спросил Джеймс.

– Её связи! Она ясно и чётко дала понять, что вращается в сферах, близких к престолу, и что в ближайшем окружении царя имеется достаточно революционно настроенных придворных. Глупо, господа, упускать такой шанс!

– И что вы предлагаете? Уговорить Мари вступить в партию к горячо любимому тобой Ульянову?

– Совсем не обязательно. И уж точно не сейчас…. Но держать её лучше рядом. Она ищет средства для продолжения поисков своего брата, воевавшего за англичан в Кимберли. Герберт официально едет в Лондон устраивать дела своей компании. Вот и пусть пригласит её на какую-нибудь непыльную, но хорошо оплачиваемую работу… Тем более вы сами видели – французский и английский у Мари близок к совершенству. Герберт! Только умоляю, без твоих ковбойских выходок – петербургским дамам претит запах навоза.