Читать книгу "Вдали от безумной толпы - Томас Харди"

– Ха-ха! Здорово сказано, Пенниуэйс! – Трой расхохотался, но тут же спросил с тревогой в голосе: – Скажите-ка мне, как вы думаете, у нее еще нет ничего такого с Болдвудом? Клянусь жизнью, ни за что этому не поверю! Но как же она должна меня ненавидеть! Удалось ли вам разузнать, не давала ли она ему каких-либо обещаний?

– Я так и не мог разузнать. Видать, он здорово в нее влюблен, а уж за нее не поручусь. До вчерашнего дня я ни слова не слыхал об этом, а потом мне сказали, что она, мол, собирается к нему нынче вечером на праздник. До нынешнего дня, говорят, она ни разу не заглядывала к нему. Сказывают, что она ни одним словечком не перемолвилась с ним после гринхиллской ярмарки, да мало ли что люди болтают? Знаю одно: он ей не мил, она обходится с ним сурово и даже холодно.

– Я не так уж в этом уверен… Ведь она красавица, правда, Пенниуэйс? Признайтесь, вы никогда в жизни не встречали такой прелестной, такой великолепной женщины! Клянусь честью, как увидел я ее в тот день, даже диву дался: что я за дурак, как мог я ее покинуть на такой долгий срок! Но тогда меня связывал по рукам и по ногам этот окаянный балаган, а теперь, слава богу, я с ним разделался.

Он затянулся разок-другой, потом добавил:

– Какой у нее был вид, когда вы встретились с нею вчера?

– Ну, она не очень-то обратила на меня внимание, но, как мне кажется, вид у нее был неплохой. Этак мимоходом свысока взглянула на мою жалкую фигуру и тут же отвела глаза в сторону, будто я какая-нибудь коряга. Она только что сошла со своей кобылы, приехала посмотреть, как в этом году в последний раз выжимают яблоки на сидр, вся раскраснелась от езды, грудь у нее ходуном ходила, я уж все приметил. Да, а парни суетятся вокруг нее, орудуют с прессом и говорят: «Берегитесь, мэм, как бы вас не забрызгало соком, а не то пропадет ваше платье». А она им: «Не обращайте на меня внимания». Тут Гэб поднес ей молодого сидра, и она стала его потягивать, да не как все люди, а через соломинку. «Лидди, говорит, принеси нам домой несколько галлонов, и я приготовлю яблочное вино». Ей-богу, сержант, я был для нее все равно что мусор в дровяном сарае.

– Надо мне самому пойти и все про нее разузнать. Непременно надо пойти. Что, Оук у нее по-прежнему всем заправляет?

– Как будто бы так. И на Нижней уэзерберийской ферме тоже. Все у него в руках.

– Ну, у таких, как он, не хватит мозгов забрать ее в руки.

– Уж этого я не знаю. Только она без него ни на шаг, а он смекнул и держит себя страсть как самостоятельно. Уж, верно, есть и у нее свои слабости, да только я ни одной не приметил, черт побери!

– Эх вы, управитель! Да она на голову выше вас, и вы должны это признать: породистая лошадка… тонкая штучка. Как бы там ни было, держитесь за меня, и эта гордая богиня, великолепный образчик женского пола, моя супруга – Юнона (была такая богиня, к вашему сведению), да и никто на свете не причинит вам вреда. Но во всем этом, как видно, надо разобраться. Если сопоставить кое-какие факты, то выходит, что это дельце как раз по мне.

5

– Какой у меня сегодня вид, Лидди? – спросила Батшеба, в последний раз оправляя платье перед зеркалом.

– Замечательный! Давно такого не было. Да, сейчас я вам скажу, когда у вас был такой же вид: это было в тот вечер, тому уж года полтора, когда вы налетели на нас как буря и разбранили за то, что мы судачили про вас и про мистера Троя.

– Наверное, все подумают, что я решила обворожить мистера Болдвуда, – прошептала Батшеба. – Во всяком случае, будут об этом толковать. Нельзя ли немного пригладить мои волосы? Ужасно не хочется мне идти… но боюсь, он будет в отчаянии, если я не приду.

– Что ни говорите, мэм, а уж скромней не нарядишься, разве что в мешковину. У вас потому такой замечательный вид, что вы ужас как волнуетесь.

– Не знаю, что со мной творится: то на меня нападет тоска, то вдруг становится безумно весело. Хотелось бы мне всегда жить одной, как прожила я уже больше года, ни на что не надеяться, ничего не бояться, ничему не радоваться и не тужить.

– А вдруг мистер Болдвуд предложит вам… вдруг предложит бежать с ним – что вы ответите, мэм?

– Перестань, Лидди! – оборвала ее Батшеба. – Я не потерплю таких шуток! Слышишь?

– Прошу прощения, мэм! Мы, женщины, такой вздорный народ… сорвалось с языка… Но больше не буду.

– Еще много лет не может быть и речи о моем замужестве. А если я когда-нибудь и выйду замуж, то у меня будут на то свои причины, совсем не те, какие приписываешь мне ты и все остальные. А теперь подай мне плащ, пора отправляться.

6

– Оук, – проговорил Болдвуд, – пока вы еще не ушли, я хочу сказать вам, о чем я размышлял последнее время, это насчет нашего с вами соглашения о вашем участии в доходах фермы. Ваша доля прибыли невелика, даже совсем незначительна, если принять во внимание, как мало я теперь вникаю в хозяйство и как много времени и внимания уделяете ему вы. Так вот, теперь, когда жизнь как будто мне улыбается, я хочу это отметить и увеличить вашу долю. Я составлю новый договор, который будет, по-моему, более справедливым, – сейчас не время об этом говорить, мы все обсудим с вами на досуге. Я решил совершенно отстраниться от управления фермой и буду только значиться участником в этом деле, а вы все возьмете на себя. А потом, если я женюсь на ней… а я надеюсь… я чувствую, что это будет… тогда…

– Зря вы говорите об этом, сэр, – живо остановил его Оук. – Мы не знаем, что еще нас ждет. Мало ли что может с нами стрястись. Как говорится, можно поскользнуться на каждом шагу… И я советую вам… вы уж меня извините… не слишком-то на это рассчитывать.

– Знаю, знаю. Но мне потому захотелось увеличить вашу долю, что я ближе узнал вас. Оук, я, кажется, разгадал вашу тайну: ваше чувство к ней посерьезнее, чем уважение управителя к хозяйке. Но вы вели себя как настоящий мужчина, и я в некотором роде ваш счастливый соперник… и отчасти обязан вам своим счастьем… так вот мне хотелось бы показать вам, что я высоко ценю вашу преданность и знаю, чего вам стоило от нее отказаться.

– Ничего мне не надо, благодарю вас, – поспешно сказал Оук. – Не привыкать. Не я первый, не я последний.

С этими словами Оук вышел. Болдвуд внушал ему беспокойство, так как он лишний раз убедился, что, поддавшись своей страсти, фермер стал совсем другим человеком.

Некоторое время Болдвуд стоял в комнате один, уже одетый и готовый к приему гостей, казалось, его больше не заботило, как он выглядит, и им овладело торжественное настроение. Он повернулся к окну и стал смотреть на темные силуэты деревьев, смутно вырисовывавшиеся в небе, наблюдая, как сумерки постепенно сгущаются, переходя в ночную темноту.

Потом он подошел к стенному шкафу, отпер его, выдвинул внутренний ящик и вынул оттуда небольшой круглый футляр величиной с коробочку из-под пилюль. Он собирался было сунуть ее в карман, но внезапно открыл. Там лежало женское кольцо, все усыпанное брильянтами и, как видно, лишь недавно купленное. Болдвуд долго не отрывал глаз от сверкающих камней, хотя по выражению его лица заметно было, что он и не думает любоваться вещицей, а мысленно представляет себе, что ждет это кольцо в будущем.