Читать книгу "Прекрасные создания - Маргарет Штоль"

Я отбросил волосы с глаз.

— Эта книга показала нам пустую страницу. В другой какая-то географическая карта. Очень странно. Книги Мэриан общались с нами с помощью текста, а книги мамы ничего не говорят.

— Может быть, здесь какой-то математический код?

— Моя мама не была сильна в математике. Она всю жизнь писала книги.

Как будто это был веский аргумент! Тем временем Лена перевала взгляд на другую книгу.

— Двадцать седьмая страница.

— Почему она оставила мне код, а не текст?

У Лены уже был ответ:

— Ты же знаешь, каким будет конец любого фильма. Эмма воспитывала тебя на детективных романах и кроссвордах. Вероятно, твоя мама думала, что ты без труда расшифруешь ее код.

Отец все еще колотил ногой в дверь, но уже не так сильно. Я взглянул на следующую книгу. Тридцать вторая страница, затем третья. Ни одна комбинация цифр не превышала по значению число 32, хотя многие книги были толстыми… Меня осенило.

— Смотри, в алфавите тридцать две буквы?

— Да.

— Вот он, ключ! Когда я был маленьким и еще не мог сопровождать Сестер в церковь, мама научила меня играм, в которые можно было играть на церковном дворе. Например, «Висельник» — игра в слова и одновременно код из букв алфавита.

— Подожди, я возьму карандаш.

Через секунду она уже строчила на листе заглавные буквы.

— Если А — это один, а Б — два… Сейчас запишу.

— Только учти, что код может быть обратным. Тогда буква Я будет обозначаться единицей.

Мы с Леной уселись среди книг и занялись расшифровкой кода. Мой отец упорно стучал в дверь. Я игнорировал его так же, как он игнорировал меня. Я не собирался отвечать ему или давать какие-то объяснения. Пусть он для начала поймет, как чувствует себя человек, когда на него не обращают никакого внимания.

— Пятнадцать, два, двадцать семь, тридцать два, три, десять…

— Итан, что ты там делаешь? Что за шум?

— Восемнадцать, шесть, два, тридцать два, восемнадцать, один, тринадцать, один.

Я взглянул на Лену и протянул ей лист бумаги. Загадка оказалась легкой.

— Думаю, это послание для тебя.

На миг мне показалось, что моя мама действительно стояла рядом с нами и сама произносила написанные слова: ОБЪЯВИ СЕБЯ САМА.

Она как будто обращалась к Лене. Я верил, что в некотором смысле, в какой-то форме и в какой-то параллельной вселенной моя мама была сейчас рядом со мной. Она по-прежнему оставалась моей мамой, даже если жила теперь в книгах, в дверных замках, в запахе старых газет и жареных томатов. Но она жила! Остальное было неважно.

Когда я наконец открыл дверь, отец стоял у порога в банном халате. Он осмотрел через мое плечо кабинет, где на полу лежали страницы его воображаемого романа, а к софе был прислонен неприкрытый портрет Итана Картера Уота.

— Итан, я…

— Что? Собираешься рассказать мне, что ты месяцами запирался в кабинете ради этого?

Я держал в руке одну из смятых страниц. Он виновато опустил голову вниз. Возможно, отец был безумным, но ему хватило рассудка, чтобы понять мои чувства. Лена сидела на софе, ей было неловко.

— Почему? Это все, что я хочу знать! Дело в новой книге или просто в том, что ты хотел отделаться от меня?

Отец медленно приподнял голову. В его усталых покрасневших глазах угадывалась безысходная тоска. Он выглядел старым и истерзанным болью, словно его жизнь состояла из одних разочарований.

— Мне просто хотелось быть рядом с ней. Когда я здесь, с ее вещами и книгами, мне кажется, что она не ушла. Я чувствую ее запах. Помнишь, эти жареные томаты…

Его голос угас, как будто он заблудился в своих воспоминаниях. Момент ясности ума прошел. Он вбежал в кабинет и склонился, чтобы поднять одну из страниц, покрытую каракулями и кругами. Его руки дрожали.

— Я пытался писать.

Он посмотрел на мамин стул.

— Только я больше не знаю, о чем мне писать.

Дело было не во мне. Его свела с ума любовь к маме.

Несколько часов назад в библиотеке я чувствовал то же самое: сидел среди ее вещей и горевал об утрате. Но теперь я знал, что она никуда не уходила. И это все меняло. К сожалению, мой отец не мог понять такой простой истины. Она не открывала для него замки, не оставляла никаких сообщений. У него не было даже этого.

Всю следующую неделю поблекший и покоробившийся игрушечный город стоял под рождественским деревом. Он уже не казался мне таким маленьким. Я поправил на церкви скособочившийся шпиль. Разноцветные домики не падали, их нужно было только правильно разместить. Белый блестящий клей искрился в свете лампочек. Старый кусок ваты — постоянный, как само время, — казался заснеженной землей.

Я лег на пол и просунул голову под нижние ветви белой сосны. Синевато-зеленые иглы царапали мою шею, пока я аккуратно проталкивал крохотные белые лампочки в круглые дырки, проделанные в задних стенках игрушечных домиков. Я включил гирлянду. Мягкий белый свет лучился из окон. Разноцветная бумага сияла глянцем. Мы с Эммой так и не нашли игрушечных людей и животных. Город по-прежнему выглядел пустым и безлюдным, но я уже не чувствовал себя одиноким.

Сидя у рождественского дерева и прислушиваясь к скрипу твердого карандаша, которым Эмма заполняла кроссворд, я заметил какой-то странный темный предмет, застрявший между слоями ватного снега. Я извлек его и увидел, что это маленькая звездочка, размером с пенни, раскрашенная серебряной и золотистой краской. Ее окружал изогнутый ореол из скрепки. Давным-давно, в моем детстве, она венчала игрушечную городскую елку из ершика для мытья посуды. Моя мама сделала эту звездочку, когда училась в школе в Саванне.

Я положил звезду в карман, чтобы при следующем свидании подарить ее Лене — как амулет для ожерелья памятных предметов. Чтобы эта вещь не потерялась снова. И чтобы я больше не терял любимую девушку. Думаю, маме понравилась бы эта идея. Я уверен, что понравилась бы. Как понравилась бы и Лена. Хотя, наверное, мама давно уже одобрила мой выбор.

«Объяви себя сама».

Ответ всегда находился перед нашими глазами. Просто он был заперт вместе с книгами в кабинете отца, а подсказка торчала между страницами поваренной книги. Как маленькая звездочка под слоями ватного снега.

12.01

ОБЕЩАНИЕ

Атмосфера накалялась. Чем ближе становился день рождения Лены, тем больше у нас возникало поводов для размышлений.

Когда после зимних каникул мы вернулись в школу, наши шкафчики и стены в коридорах были разукрашены. Это не походило на обычные граффити, потому что слова принадлежали какому-то другому языку. Если бы я не видел «Книгу лун», то вообще не счел бы их словами. Неделей позже все окна в классе английского языка оказались выбитыми. Учителя утверждали, что причиной был ветер, хотя этой ночью он дул очень слабо. И как мог ветер разбить окна в одном-единственном классе?