Читать книгу "Большая нефть - Елена Толстая"

— Ну вот…

— Погоди, — остановил его Степан, — зачем ты мне все эти вещи рассказываешь о родной сестре?

— А не нравишься ты мне, — преспокойно объяснил Глеб. — Два мужика в одном доме — не к добру. Если станешь с нами жить — зарежу я тебя рано или поздно. Вот как скажешь мне слово поперек — так и зарежу. Потом еще сидеть за тебя… Так что ты уж лучше сразу все знай. У Варьки был ребенок. Но в те дни она пила так по-черному, что даже муж ее, козел этот, испугался. Сдал ее лечиться, а ребенка — в приют. Ты не гляди, что Варька выглядит как дитя, это у ней скоро пройдет. Она уже через год опухать начнет. А от тебя ей одно надо — деньги. Говорит, ты теперь зарабатываешь…

— Мужи-и-ик!.. — донесся из комнат голос Вари. Степан с ужасом понял, что Глеб говорил правду: Варя была абсолютно пьяна. — Мужи-и-ик!.. Ты-ы!.. Дай на выпивку и вали, не мешай, мы тут с Глебушкой отдыхаем…

Глеб подмигнул Степану с лукавым весельем. Степан повернулся и пошел прочь. Ему было невыносимо. Стыд, жалость, ужас рвали его сердце пополам. И казалось, что исправить ничего больше нельзя.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Алина летела в Междуреченск. Ей пришлось договариваться на работе, использовать половину отпуска. Билеты она взяла неудачные, с длинными пересадками — какие были. Мысленно она подгоняла самолет.

Степан в беде. Единственный сын, Степушка. Алина вдруг с удивлением поняла, что не отделяет Оксану от Степана. Потеря ребенка — общая беда у жены и мужа. А если еще и Оксана умрет… Врач, которая позвонила Алине, сказала, что Оксана в критическом состоянии. Есть опасность для жизни.

Скорей, скорей, думала Алина, глядя в иллюминатор, за которым, казалось, не летели, а стояли равнодушные толстобокие облака. И почему это говорят, что самолет делает сколько-то там километров в минуту? Он просто висит в воздухе.

Алина откинулась на спинку сиденья. Задумалась. Странно, конечно, вот так сразу признать себя матерью Оксаны. Она чуть улыбнулась. Всю жизнь она была матерью сына. У нее никогда не было дочери. А ведь дочь — это и подруга, и соперница… Дочь моложе, красивее…

Какие, однако, глупости в голову лезут! Оксана — милая женщина, она любит Степушку, это ведь главное…

Наконец посадка. В больницу Алина не шла, а почти бежала. Но, к ее удивлению, к больной не пустили. Врач, Марина Геннадьевна, пригласила Алину к себе в кабинет.

— Нам нужно обсудить кое-что, — сказала она.

Алина вошла, уселась. Врач показалась ей слишком молодой. Марина, конечно, знала, какое впечатление производит — и на больных, и на их родственников. Привычно и чуть устало улыбнулась.

— Вы, вероятно, считаете, что у меня недостаточно опыта, — сказала она.

Алина чуть покраснела. Едва заметно. Но наметанный глаз Марины это отметил.

— Что ж, — продолжала Марина, — это правда. Опыта немного. И вас, конечно, не впечатлит мой диплом, где сплошные отличные отметки. Но хочу обратить ваше внимание на то, что диплом врача это не диплом теоретика. У нас были три года практики под руководством опытных профессоров… — Она махнула рукой. — В любом случае, я здесь самый квалифицированный специалист.

— Я вам верю, — вдруг сказала Алина. — Я убеждена в том, что моей… дочери оказана самая лучшая помощь, какая только возможна.

— Она сказала, что вы ей не мать, а свекровь, — прищурилась Марина.

— Какая разница… — Алина махнула рукой. — Мать, свекровь… Мы одна семья. И тот ребенок, которого она потеряла, — мой внук. Но объясните, пожалуйста, почему меня к ней не пустили? Она… умирает?

— Нет, Алина Станиславовна, жизнь Оксаны теперь вне опасности. Дело в другом. Скажите… — Марина чуть поколебалась, прежде чем задать вопрос. — Что вам известно о том, как складывалась семейная жизнь Оксаны?

Алина не могла скрыть удивления.

— Мне не вполне понятен смысл вашего вопроса… Насколько мне известно, Оксана и Степан полюбили друг друга. Вступили в законный брак довольно поспешно — на мой взгляд. Мне всегда казалось, что молодым людям не следует торопиться, принимая столь важное решение. Нужно лучше узнать друг друга. Понять, насколько велика ответственность. Чтобы потом не было разочарований. Но они, кажется, были счастливы. Оксана работала вместе с мужем в одном отряде. Не по специальности, конечно, а поварихой. Такова судьба женщины… — Алина вздохнула, вспоминая собственную судьбу и собственный выбор. — Или забываешь себя ради семьи, или семьей приходится жертвовать…

— Оксана, насколько я поняла, жертвовать предпочла собой, а не семьей, — сказала Марина Геннадьевна, пожав плечами.

Сама она была замужем за непростым человеком. Как и Марина, Георгий Елисеев горел на работе. Часто они встречались только поздно вечером, оба — едва живые от усталости. Обедали дома только по выходным, если у Марины не было дежурства. Домашняя готовка была для них роскошью, оба питались в столовых и буфетах. Но они умели ценить друг друга и наслаждаться короткими минутами, проведенными вместе. Любовь мужа Марина воспринимала через его уважение, через его внимание к ее работе. Вопрос о том, чтобы один из супругов «пожертвовал карьерой», в их семье даже не поднимался. Родится ребенок — Марина возьмет отпуск на полтора года. А потом вернется к работе. Точка.

«Все-таки мне повезло, — подумала она и взглянула на Алину с легкой неприязнью. — Получше узнать друг друга, не надо торопиться… Все это мещанская мораль. Родственные по духу люди узнают друг друга мгновенно. Мы с Георгием поженились сразу. Нам не требовалось время, чтобы узнать — подходим мы или не подходим».

— Алина Станиславовна, ваш сын нанес Оксане какую-то непоправимую сердечную травму — сказала Марина сухо. — Она не желает его видеть.

— Может быть, он для нее — причина ее бед? — спросила Алина. — Ну знаете, как это бывает. — Она чуть смутилась. — Женщины часто обвиняют мужчин в том, что им приходится страдать.

— Оксана — современная девушка. Ей чужды все эти глупые предрассудки, — отрезала Марина. — Не приписывайте ей, пожалуйста, глупых чувств, которыми маялись наши прабабушки. Современная женщина знает, на что идет, когда решается заводить ребенка. Нет, Алина Станиславовна, я считаю, что Оксана оскорблена как человек, как личность. У нее не хватает физических сил противостоять обиде, поэтому она просто ушла в себя.

— Как это — «ушла в себя»? — не поняла Алина.

— Она молчит. Ни с кем не разговаривает. К ней заходит только медсестра для процедур. И я — для осмотра.

— Так я могу с ней поговорить?

— Она не ответит. Вы не путайтесь — она в сознании, все понимает. Просто погружена в глубокую депрессию.

— Депрессию? — Алина подняла тщательно подведенные брови. — По-вашему, у советской современной женщины может быть депрессия? Разве это не буржуазное понятие?

— Советская женщина, как и любая другая, может любить, страдать… — сказала Марина. — Попробуйте разговорить ее. Может, у вас получится. И… Алина Станиславовна, спасибо, что приехали.