Читать книгу "Хрустальная колыбель - Сергей Станиславович Юрьев"

Тьма накрыла Юма с головой, но под ногами в слабом алом сиянии просматривался мозаичный пол, потом мозаика стала обжигающе холодной ледяной коркой, сквозь которую он увидел нимфу, неподвижно сидящую посреди пустоты, подтянув колени к подбородку.

– Ау-у-у! – Он не узнал собственного голоса, который разнёсся многократным эхом, неизвестно от чего отражённым, и перешёл в хохот, но уже явно чужой.

– Давно я так не смеялся! – Теперь Хач стоял лицом к нему, поглаживая обеими руками зелёный кристалл, который сначала стал фиолетовым, а потом начал наполняться алым огнём. – Ну неужели ты в самом деле решил, будто что-то можешь?! Нельзя быть таким наивным. Вредно это. Ведь как хорошо начинал, а теперь все старания – псу под хвост. – Хач явно был уверен в своей недосягаемости и неуязвимости, а его руки уже обволакивались алым свечением. – А хочешь свою красотку получить? Не насовсем, конечно, а так – попользоваться. Хочешь? Это ведь так просто. Между нами есть черта, она невидима, но она есть, и тебе надо-то всего ничего: просто переступить через неё. Тебе, конечно, интересно, почему я так с тобой нянькаюсь? Давно бы из тебя фарш сготовить – и больше никаких забот… Но я, наоборот, предлагаю тебе долгую и счастливую жизнь, в которой ты сам себе не будешь мешать. Ведь это, наверное, такой тяжкий груз: совесть, верность, любовь… На самом деле вы, смертные, сами себе усложняете жизнь, на самом деле всё гораздо проще, чем вы себе воображаете. Проще и приятнее…

Хач говорил и говорил – он то вкрадчиво шептал, то переходил на крик. А лёд под ногами всё больше покрывался трещинами, и теперь вместо нимфы внизу разрасталось какое-то подобие снежного кома. Неизвестно откуда, но Юм знал, что сейчас ему нужно только одно: не вступать в этот разговор, не затевать спора, не пытаться напасть на этого неуклюжего искусителя – что бы он ни сделал, пришлось бы перейти ту самую черту, о которой говорил Хач. Стоит только её переступить, и обратный путь может занять оставшуюся половину вечности.

– …но слух твой останется при тебе, даже если ты заткнёшь уши, и ты будешь продолжать видеть, даже закрыв глаза, и каждое твоё желание останется при тебе, как бы ты ни старался выбросить его из памяти и жизни…

Зрение можно повернуть внутрь себя, слова утонут в бездне молчания, желания подождут за дверью. Боль утихнет, опустившись на самое дно души, прошлое сольётся с будущим, память обратится в бегство. Явь станет сном и примирится с неизбежностью. Ау-у-у-у-у…

– Мой лорд, ну нельзя же так! – голос Орвина звучал, казалось, откуда-то издалека. – Ну хоть моргни, дай знать, что ты живой!

Но моргнуть не было никакой возможности. Хач замолчал, а потом послышался его тоскливый и протяжный вой. На Кабатчика, разрывая паутину заклятий, надвигался человек, точнее, тень человека. Тёмный силуэт обрамляло со всех сторон яркое серебристое сияние, он шёл вперёд, и было заметно, что каждый новый шаг даётся ему всё с большим трудом. Зато Юм освобождался от охватившего его оцепенения и уже мог разглядеть, что это его отец, Служитель Эрл Бранборг, опираясь на Священный Посох, приближается к Кабатчику Хачу, выводящему в душном сумраке всё новые сплетения светящихся знаков. На бронзовой подставке лежал раскалённый докрасна кристалл, и его явно пучило изнутри – раздвигая пылающие грани, то там, то здесь выскакивали волдыри. Хач держал над ним ладони, как будто пытался отогреть их, а из его распахнутого рта доносились лязгающие звуки, как будто кто-то бился на мечах у него в желудке.

Служитель был уже в двух шагах от него, когда у Ока выбило крышку, и осколки раскалённых граней ударили в потолок. Из остатков кристалла, как птенчик из яйца, выпорхнула изящная рука, а за ней показалась женская голова, волосы на которой стояли дыбом, а зрачки её безумно вращались в распахнутых до упора глазницах.

– Гейра, – выдавил из себя Кабатчик, прервав пение своих заклинаний. Он явно ожидал чего-то другого и теперь казался несколько опешившим.

Гейра вылезла из уцелевшей половинки кристалла уже почти по пояс, и в этот момент Служитель Эрл вонзил в неё Посох. Металл, объятый серебряным сиянием, пропорол её живот, и то, что осталось от Ока, начало покрываться трещинами и распадаться. Верхняя половина Гейры свалилась с подставки, а Посох и Око начали таять, поглощая друг друга.

Гейра взвыла, обнаружив, что не может подняться на ноги, но в тот же миг сквозь пролом в стене протиснулся Ойван и, прихрамывая, направился к ней.

– Ну, иди ко мне, – прошептала Гейра, протягивая руки ему навстречу. – Иди ко мне… Ведь правда я прекрасна… Я лучше всех… Никто со мной не сравнится… Никогда…

– Ага, – согласился с ней Ойван, рассёк её пополам, а потом начал старательно кромсать останки некогда прекрасного тела. – Идолица. Дрянь, – приговаривал он после каждого удара.

Кабатчик, поняв, что Ока больше нет, упал на колени и начал биться головой о бронзовую подставку.

– Помочь? – спросил у Хача Орвин Хуборг, и тот послушно подставил свою шею под удар.

Голова кабатчика откатилась туда, где ещё дымилось, постепенно обугливаясь, то, что осталось от Гейры.

– Всё? – спросил Юм у отца, соображая, пора отправить меч в ножны или ещё рано.

– Может быть… Пока… – отозвался Служитель Эрл, глядя на свои обожжённые ладони, на которых отпечаталась причудливая вязь, покрывавшая исчезнувший Посох.

Больше не было сказано ни слова. Они прошли мимо седобородого жреца, который как раз пытался подпалить факелом то, что осталось от Хазы, и явно собирался сам отдаться этому огню.

Дорога в сторону порта пролегала по безлюдным узким улочкам, вдоль которых тянулись закрытые ставни крохотных окон. Юм опирался на плечо отца, а Ойван едва волочил ноги, навалившись на Орвина Хуборга. Олф шёл впереди, держа ладонь на рукояти меча. Видимо, вид его внушал всякому должное почтение, и чьи-то тени, то и дело перебегавшие дорогу, старались побыстрее скрыться из виду. На соседних улицах то и дело возникали схватки.

Несколько сотен Собирателей Пены толпилось на пирсах возле качающихся на волнах кораблей – гнев морской девы теперь казался им меньшим испытанием, чем необъяснимый ужас, охвативший жителей Корса. Но все они с воплями, толкаясь, сталкивая друг друга в воду, бросились на берег, когда посреди бурлящих вод залива, за волноломом, показался корабль, украшенный множеством мерцающих огней.

– Что это? – Юм задал этот вопрос скорее самому себе, не слишком веря, что кто-нибудь из стоящих рядом знает ответ.

– Нау, – отозвался Служитель Эрл.

– Что?

– Это за нами, сын. Скоро будем дома.

– Дома… – едва проговорил Юм, и перед его глазами вновь промелькнула ледяная глыба, внутри которой неподвижно сидела нимфа, и Небытие не могло к ней подступиться, потому что она не замечала его.

Орвин и Олф уже сталкивали в воду лодку, лежавшую на берегу, а с корабля сквозь шум ветра и шелест притихших волн доносился едва слышимый детский плач.

Эпилог

– И всё-таки, мой лорд, охота существует для того, чтобы затравить какую-нибудь зверюгу, а не затем, чтобы загонять в угол тоску. – Герольд Тоом почтительно поклонился, не слезая с коня, но Юм даже не взглянул в его сторону.