Читать книгу "Исход - Олег Маловичко"

И ворвался в его пространство.

Во все стороны, насколько хватало глаз, простиралась серая пустыня. Почва растрескалась на скорлупки, тянущиеся вверх ссохшимися краями. Небо было низким и серым.

Крючков сидел на единственном во всей пустыне сером валуне, спиной к Сергею, обняв себя за локти и повернув голову вправо, почти параллельно линии плеча.

— Ну?

Сергей ощутил напряжение, с каким тот ждал ответа.

— От тебя мертвечиной несет. Врешь ты. Это не Его мир обрушился, а твой. Он его обрушил. И Он грядет. И ты боишься. Слышишь шаги и собираешь всех под себя, но обречен.

Крючков смотрел на него отстраненно и равнодушно. Он изменился. Это был труп с содранной кожей и высушенной плотью на костях.

— Я мертв, но вечен, — ответил он. — А ты, сучонок, у меня кровью ссать будешь. И дети твои, и люди.

— Может быть, — сказал Сергей. — Но ты проиграешь. Ты уже проиграл. Тьма не может объединить, потому что тьма — только для себя. Объединяет свет. Нас больше. За нами правда.

Крючков поднялся и пошел от Сергея прочь, но руки его дрожали от ярости, и он развернулся, и зарычал за спину Крайневу, и в вопле его слились боль и похоть миллиона миров:

— Ничего не кончено, поняла?! Я тебя уничтожу!

За Сергеем стояла девочка лет восьми, в розовой майке с Губкой Бобом и летних штанах с сеточкой.

— А не должно быть зари? Знамений? — спросил Сергей.

Она усмехнулась.

— Это он такие штуки любит.

Засмеялись оба, не шутке, а появившемуся чувству родства. Было холодно, и Сергей снял ветровку и отдал девочке.

— Почему ты не пришла раньше?

— Я не уходила. Я все время была.

Она с ногами забралась на валун, где только что сидел Крючков. Валун был тепл.

— За что ты нас? — спросил Сергей.

Ксюшка отвернула голову в сторону. Так делают дети, когда их воспитываешь, подумал Сергей. Она снова повернулась к нему, и в ее глазах были слезы.

— Я видела, к чему вы шли. Я вижу будущее, как ты — прошлое. Вы лезли, как дите к газовой колонке. Через год я всех бы потеряла. А сейчас спасла одного от каждой тьмы.

Она рассказала ему, как сила, величие и мощь, которых ему не постичь, обрушились на землю и расчистила ее от людей, уничтожая жизнь. Произошло так потому, что добро перестало сдерживать зло. Намеренно. Чтобы, проиграв эту битву, выиграть в следующей. И как теперь добро начинает борьбу. И он призван к этой борьбе.

— Научи меня делать правильно.

— Не могу. Ты должен сам понять. Мне не жалко, но в этом смысл.

Без ветровки стало холодно. Сергей передернул плечами. По рукам пошли мурашки.

— Я хочу попросить тебя… — Она замялась. — Когда почувствуешь, что становишься богом — останься человеком.

— Кто я?

— Ангел.

Сергей засмеялся. Ксюшка смотрела серьезно. Глаза у девочки были старые.

— Ангел воинства его. Ты избран. В ангеле, как в человеке, как во вселенной, двое борются. Ты выбрал. Этот, — мотнула головой в сторону, куда ушел Крючков, — не оставит, не надейся. Тебя не искусил, начнет других подсылать. Кого-то знаем, кого-то нет.

— Миша?

— Чужой.

— Антон?

— Павший. Душой с нами, а по факту — видишь что творит.

Говорили долго, перебрали многих. Потом стала учить его Слову.

— Учись быть сильным и жестоким, — говорила Ксюшка, — Бог есть бескомпромиссная любовь к ближнему. Познав ее, нельзя смотреть, как кому-то плохо. Надо идти и бороть Зло.

— Начни с детей, — голос ее был звонкий и старый в то же время, — терпеливо веди их дорогой, с которой сам оступился. Учи их — бог в зеркале, а не в небе.

Иногда по ее лицу пробегала рябь, его края дрожали, как в плохо настроенном телевизоре.

— Что будет дальше?

— Все предсказано. Придет лжехристос и искусит народы. Будет битва. Ты будешь сражаться. Помни, кого посылали в мир до тебя. Их кровь в тебе. Их дух.

В душе Сергея появилась окрыляющая мощь. И страх, что не справится с задачей.

Она долго учила его в этот раз. И потом, когда он приходил к ней, тоже. Она говорила ему, что и как сделать, как с кем поступить. Потом, в лагере, ему было плохо и больно от непонимания людей, от их противодействия, но он знал, ради чего живет, а здесь ему говорили — все правильно.

* * *

Алишер с трудом отделался от Лехи Буркина. Тот предлагал нести Слово вместе, работать парой. Я бы тебя в напарники не взял, даже если бы уличный сортир грабил, подумал Али. Сделал скорбное лицо, наплел о личном подвиге и распростился с Лехой у развилки, где дорога расходилась одним концом на Кимры, вторым — не пойми куда, к видневшейся на горизонте деревне без названия.

Али пошел к деревне. У него был нож, и он выломал в лесу хороший крепкий сук — от собак. А что теперь, прятаться? Будут лаять, он им полает по бокам.

В деревне жили волоколамские. Пришлось снова состроить постную мину и поговорить о Слове. Язык у Али был подвешен, и получасовой проповедью он развел волоколамских на теплый ночлег (положили на печке) и хороший, с учетом обстоятельств ужин — накануне вытащили из силков зайца.

Он по-прежнему парился насчет Светки, но отдалил боль от себя. Отнесся как к ране — ну, ткнули ножом, предположим, в плечо, что ж теперь, орать двадцать четыре часа в сутки? Поболит, перестанет. Он успокаивал себя, болело страшно.

Али ушел из лагеря, потому что не терпел несвободы. Там нужно было пахать, а он был уверен, что и так проживет. Все эти прогоны со Словом его не трогали, и Сергею он не был ничем теперь обязан. Откупился выше крыши, даже чересчур.

За этими мыслями он заснул, а проснулся, услышав голос. Тот сказал прямо над ухом: что разлегся? Иди расхлебывай. Спасай кого предал. По твоей же логике.

Алишер слез с печи, оделся и вышел в ночь. Небо было расцвечено мириадами звезд, и мерзлая земля звенела под ногами.

* * *

Глаша чуть не вскрикнула, увидев Сашку. Он сидел в кустах, отодвинув ветки, чтобы она его видела, и приложив палец к губам, чтобы не издала неосторожного звука. Он знал их любимый маршрут прогулок — от ворот вдоль реки к полям, и свернуть по второй тропе к орешнику. Он часто ходил здесь с ними, у Сергея на это времени не находилось.

Сашка поманил ее рукой.

— Никита, смотри, чтобы не шел никто, — шепнула Глаша, пошла к кусту и присела на корточки. — Здравствуй, Саш! Как ты?

Сашка усмехнулся и поднял кулак с оттопыренным пальцем:

— П-пэ-п… привет, Рэ-родинка.

Его лицо было багрово-синим от побоев, а на треснувшей нижней губе запеклась черная кровавая лепешка. Глаша протянула руку, чтобы погладить его, но побоялась сделать Сашке больно, и рука замерла в воздухе. Сашка взял ее за ладонь и положил себе на щеку.