Читать книгу "Не по сценарию - Ольга Журавлёва"

вряд ли позволит мне такую вольность.

Отец остался таким же, каким был раньше. Те же морщинки возле глаз и у носа, придающие ему волевой решимости, то же строгое лицо, на котором держалась высокомерная, всезнающая усмешка. Разве что седины добавилось, да чуть располнел, что добавило ему еще солидности.

— Мне не с чем было приходить. Я ведь училась. Хотела сначала добиться успеха, а потом уже идти к вам с результатом. Ты не рад?

Смерив меня своим фирменным взглядом, отец покряхтел и, качая головой, будто услышал несусветную глупость, медленно опустился на стул.

— Успеха… Это ж надо… — бормотал он негромко, будто вторя своим мыслям. Я растерянно молчала. И с чего теперь начинать беседу?

Я тоже опустилась на стул. На кухню зашла мама, неся в руках знакомую вазу. Ходила в мою комнату, чтобы взять ее. В мою бывшую комнату. Интересно, там что-то изменилось? Посмотреть бы, но я не решилась попросить. Не глядя на меня, мама поставила цветы в вазу и убрала на подоконник, за штору. Наверное, чтобы глаза не мозолили. Торт она тоже, видимо, не одобрила, потому что убрала его в холодильник, взамен водрузив на стол блюдо со своим фирменным пирогом.

— Мы видели тебя по телевизору. Твое интервью, — проговорила мама, деловито накрывая на стол и разливая чай по чашкам.

— Видели? — недоверчиво спросила я, не зная, радоваться этому или нет. Впрочем, судя по тону мамы, на похвалу рассчитывать не стоило.

— Да, видели, — повторила мама, наконец усевшись за стол и скрестив свой испытующий взгляд с моим. — Ты играешь в каком-то спектакле, и я даже знать не хочу, как ты добилась главной роли. Именно это ты считаешь своим успехом?

— В смысле? — опешила я от такого поворота. — Что ты имеешь в виду?

Но мама не захотела отвечать. Поджала губы и сделала вид, что всецело поглощена нарезанием пирога. Зато отец не стал молчать.

— Не надо считать нас дураками. Каждому понятно, что на сцену так просто не пробиться. Переспала с кем-то, вот тебя и пропихнули. А потом так же легко спихнут обратно, и останешься и без работы, и без профессии.

Я аж задохнулась от возмущения.

— Да кем вы меня считаете? Ни на что не способной девкой, которую только через постель на сцену взять и могут? По-вашему, я ничего не стою, мусор под ногами? Ну спасибо!

О том, что я действительно сплю с худруком и владельцем театра я говорить и не собиралась, мы с Артуром вообще нашу связь старались не афишировать. Но страшно представить, что родители про меня подумали бы, если бы узнали об этом.

— А что, мы не правы? Дело не в талантах. Тысячи талантливых людей годами найти работу не могут. А тут сразу взяли. Уж не тот ли мальчик тебя пропихнул?

Мама посмотрела на меня с неодобрительным прищуром, а я от нового поворота разговора совсем растерялась, заморгала, пытаясь понять, о ком говорит мама.

— Какой мальчик?

— Тот, светленький, с которым ты интервью давала. Кажется, он тоже в этом спектакле играет.

— Влад что ли? — дошло до меня, и мне стало вдруг смешно. Он старше меня лет на семь, и назвать мальчиком этого взрослого брутального мужчину у меня бы язык не повернулся. Впрочем, выглядел Влад моложе своих лет, и для мамы он действительно мог казаться совсем пацаном. — Мам, ты что, желтой прессы начиталась? У нас ничего нет, мы с ним просто друзья и партнеры на сцене. А в театр я, представь себе, попала через кастинг.

— Значит, с этим Владом у тебя ничего нет? А с кем есть? С кем ты жила все эти годы? — продолжил отец допрос, будто и не услышав моего прошлого объяснения. Похоже, они все для себя решили, и моя правда их мало интересует.

Я недобро сощурила глаза, чувствуя, как злость набирает обороты, и сдерживать ее, прикрываясь приветливым тоном, намного сложнее.

— У меня был парень, но мы расстались. Сейчас я одна, — не моргнув глазом, соврала я. Хотя, это вряд ли было далеко от правды, ведь с Артуром меня вряд ли ждет долгое светлое будущее. У нас потрясающий секс, но на этом — все. Он скоро наиграется со мной, и мы расстанемся. Но это озвучивать я точно не собиралась. — А вообще, личная жизнь потому и называется личной, что других людей она не касается.

Однако моя гневная тирада не произвела на родителей должного впечатления, потому что мама продолжила тем же обвиняющим тоном.

— Ну тогда сама виновата, что счастье свое просвистела.

— Какое еще счастье? — хмыкнула я, хотя по-хорошему, не стоило поддаваться на эту провокацию, а пропустить фразу мимо ушей.

— Да пока ты там по театрам своим шлялась, Костя женился, — охотно ответила мама на мой вопрос, поддав в голос ехидцы.

Я приподняла брови, выражая скептицизм.

— Рада за него. А мне-то что с этого?

— А то, что могла бы ты стать его женой, — подхватил отец. — Где ты лучше мужа найдешь? Костя был готов тебя, непутевую, в жены взять, пока ты не сбежала из дома и не занялась своей ерундой.

Я расхохоталась в голос, и не знаю, чего в этом смехе было больше: злости, веселья, обиды или подступающей истерики.

Костик, сын маминой подруги, идеальный мальчик, умный, спокойный, послушный, подающий большие надежды. Когда-то он мне действительно нравился, все-таки Костя был очень симпатичным. Но мне стоило лишь несколько раз остаться с ним наедине (с благословения наших матушек, разумеется), чтобы понять: Костя — настоящий зануда и подкаблучник. Он, к слову, тоже быстро понял, что характер у меня совсем не соответствует его идеалам. Пытался, правда, меня перевоспитать, но этим выбесил еще больше. Так что родителям я давно сказала, что моей свадьбы с Костиком, на которую они так рассчитывали, им не видать.

В мыслях тут же возник Артур. Как же разительно он отличался от Кости! Разве мог бы этот тюфяк подарить мне хоть сотую долю той страсти, которую дарил Арт? От воспоминаний наших с ним жарких ночей на миг перехватило дыхание, а низ живота скрутило спазмом возбуждения.

— Готов был в жены меня взять? — я резко оборвала свой смех, потому что мне на самом деле вовсе не было смешно. — А может, он просто хотел подмять под себя? Точнее, под свою мамашу, которая успешно прицепила сынулю к своей юбке и собирается до конца жизни свое дитятко контролировать. И его жену тоже.

— Ты что такое говоришь? — приглушенно прошептала мама, округлив глаза, и вид у нее