Читать книгу "Священная Военная Операция: от Мариуполя до Соледара - Дмитрий Анатольевич Стешин"

хлябям. Это половина беды. Вторая половина — дороги и сама Павловка не только просматривались из соседнего Угледара без оптики, но и простреливались. И артиллерией и противотанковыми ракетными комплексами с крыш угледарских девятиэтажек. Поэтому подвоз снабжения и эвакуация раненых — только ночью, с непредсказуемым исходом.

А еще вдруг выяснилось, что через эту Павловку проходит река, ставшая из-за осенних дождей серьезным препятствием. «Тоже неожиданность, сюрприз», — саркастически замечали мои собеседники.

В итоге стороны уперлись и встали. Наши пока вернули лишь половину Павловки. Вроде и победа, но с горечью.

КУХНЯ-КРЕПОСТЬ

Первое, что поразило, — позиции минометчиков не видны даже с нескольких метров. Нет привычного кольца из мусора. Наши авиаразведчики именно по стихийным свалкам вычисляют позиции ВСУ. Сами цели могут быть замаскированы идеально, в отличие от «следов бытования человека».

Нас встречает мой давний знакомый, командир с позывным «Лютый». «Давний» — не метафора. В апреле 2014-го под Мариуполем я присутствовал при народной попытке разагитировать подошедшие к городу первые части ВСУ. Украинский командир при мне клялся Лютому, что не будет стрелять в свой народ. Клятва действовала до 9 мая, в этот день ВСУ и майдановские отморозки устроили в городе резню. Потом я видел, как коренной мариуполец Лютый работал из минометов по родному городу уже этой весной. Что у него при этом творилось в душе, он не сказал, не жаловался, но я догадался.

Меня принимают как дорогого гостя и усаживают за стол на кухне, в самое теплое место, у газовой горелки. Горелка прикрыта со всех сторон, чтобы как можно меньше тепла уходило наружу. На кострах здесь не готовят, печки в блиндажах не ставят — у противника еще летом появились квадрокоптеры с тепловизорами. Печки, костры, генераторы — их цели.

Кухня — это бруствер в рост, из снарядных ящиков, заполненных землей, сверху тент с маскировочной сеткой. Здесь же «штабной уголок» командира. Он показывает мне в планшете электронную карту. На ней точка — наша батарея, из этой точки расходятся десятки красных линий, как прутики метлы. Это пристрелянные цели, которые контролирует батарея. Противник тоже не дремлет: от выхода снаряда из ствола до прилета по нашей батарее — ровно 4 секунды, и все это хорошо знают.

НЕУДОБНЫЙ ТРОФЕЙ

К нам заглядывает боец: «В небе «птица!» Лютый выясняет по рации, что «птица»-беспилотник вражеская, и все уходят со свежего воздуха.

Слышу, как в Павловке начинает постепенно раскручиваться бой. Заполошная стрелкотня из автоматов, потом крупнокалиберный пулемет взлаивает чуть ли не на треть ленты. Появляются наши вертолеты, слышно, как они подвисают, не двигаются. Наконец, что-то тяжелое, украинское, начинает «прилетать» в соседнюю лесопосадку примерно раз в 2–3 минуты, причем сначала вздрагивает земля, потом приходит звук.

На кухне тем временем обсуждается наболевшая тема: «Поможет ли нам победить аккуратное ведение отчетов о плановых занятиях в специальной, полноформатной, прошнурованной тетради младшего офицера?» Тема циничная, бесконечная и невообразимо крамольная.

Мне рассказывают про минометчика с соседней батареи с позывным «Таджик», он бывший военный летчик. Совершил с бюрократической точки зрения страшное преступление — раздобыл себе лишний миномет, «азовцы» бросили. Отремонтировал, бьет из него по врагу. Официально провести этот миномет по бумагам невозможно, так что теперь добыча лишних боеприпасов — забота самого Таджика. Сам виноват, в общем…

«ЛЕНД-ЛИЗ» НАИЗНАНКУ

По рации нам сообщают координаты какой-то цели на окраине Павловки. Все приходит в движение. Один из бойцов бросается в пороховой погреб, вынимает термометр и докладывает: «Командир, + 4!» Я понимаю, отчего так страшно замерз. Меня утепляют телогрейкой с логотипом холдинга бывшего владельца «Азовстали». Через несколько минут рация приказывает: прицел выставить, но огонь не открывать. Пользуясь паузой, спрашиваю Лютого о противнике, контрбатарейной борьбе, разнице в войне в Мариуполе и Угледаре.

— Наши поддавливают противника. Ему сейчас не до контрбатарейной борьбы, его немного обижают. Вообще противник там матерый. Такие же русские парни, только им головы немного оторвало…

Лютый рассказывает про финский миномет «Тампелла», калибра 120 мм, прошлую позицию наших минометчиков противник обрабатывал из этого изделия. Любопытно, что разработали его в 1940 году, провели несколько модификаций и вот прислали украинцам такое уникальное оружие.

— Это ленд-лиз, только наоборот, — замечает Лютый. — Раньше с помощью ленд-лиза боролись с нацистами. А теперь им помогают.

Спрашиваю про нашу беспилотную авиацию. По мнению командира, ситуацию удалось выправить, с весной не сравнить.

— Но есть куда стремиться…

— Куда?

— Чтобы у них ничего не летало в небе, а было только у нас. Вообще идеальный вариант для минометчика — это работа в связке с авиаразведкой. Лучше не придумать.

— Быстро реагируете?

— Сами видели, несколько минут, главное, чтобы сообщение от авианаводчика быстро проходило и по дороге не терялось.

Пользуясь затишьем, парни продолжаю плести маскировочную сеть. Символично рвут на полоски «азовскую» военную форму расцветки «мультикам». Сетку эту еще доработают краской из баллончиков до полной невидимости с воздуха и укроют палатку одного из бойцов. Боец показывает мне дыры в тенте от осколков:

— Спать ложусь, а в спальнике под боком что-то острое. Осколок с ладонь, с зубами, как у пилы…

СИНИЦА И МИНОМЕТЧИК-ПОЭТ

На обед у минометчиков картошка с тушенкой и местными грибами, собранными здесь же, в лесопосадке. Продукты приходится хранить в огромном баке от пороховых зарядов. Лесная живность перед зимой начинает жаться к людям.

Боец с позывным «Чуваш» рассказывает, как утром в вентиляционную трубу залетела синичка:

— Влетела, а обратно не может выбраться. Сняли трубу, достали. Так синичка еще несколько дней не улетала, с нами здесь тусовалась, прямо под ногами гуляла.

Чуваш успел попутешествовать по России, по Волге. Говорит, что хотел бы оказаться в Питере именно золотой осенью, сравнить ее с осенью в Донбассе. Авторитетно говорю, как питерец, что очень похоже, по цветам — то же самое чистое золото!

Кто-то из бойцов с гордостью замечает, что Чуваш — поэт-минометчик, пишет стихи. Прошу прочесть самое любимое. Включаю камеру. Чуваш, стесняясь, спрашивает:

— Можно, с телефона буду читать?

Я киваю, все затихают:

«Холод режет, лязг металла раздается где-то рядом…»

Стих бесхитростный, исполненный оптимизма и звучит здесь в окопе совсем по-другому, имеет совсем иной смысл. Смысл в самом факте, что в этом безрадостном и страшном месте все-таки есть человек, который, сидя в окопе, пишет стихи, читает их своим боевым товарищам, а они слушают.

А еще, как я заметил, на батарее полный порядок, кофе, сигареты и еда. Все сыты, снаряжены, тепло одеты и не скрывают удовлетворения от того, что фронт наконец-то начал двигаться.

ЗИМА. Инициатива опять