Читать книгу "Ведьма княгини - Симона Вилар"

— Я увезу его с собой, — отозвался Малкиня. — Он не будет тебе досаждать. А ты… Говорю же — об Ольге думай. О том, что она тебя любит. Верь мне.

Свенельд верил. От этого ему становилось легче. И телесно, и душевно.

Глава 17

У княгини Ольги было зеркальце на длинной витой ручке. Занятная вещица: все в узорах под павлиний глаз, богатой эмалью в яркие цвета разукрашено. А само зеркало было из гладкого полированного серебра. Посмотришь в него — и видишь себя, каков ты есть.

Вот Ольга и подбадривала Свенельда поглядеться в него.

— Взгляни же! Не опасайся.

И Свенельд посмотрел. Если не считать изнуренного вида, он был все тем же: зеленоватые, чуть раскосые глаза, красиво огибающие их каштановые брови, тонкий нос с легкой горбинкой, отросшие ниже бровей светлые волосы. Вода чародейская вернула ему прежний облик. Даже жутко исполосованный до переносицы лоб стал гладким, а почти сорванные до затылка с кожей волосы стали на место, все как и было. И только в глазах варяга оставалась настороженность. Он ведь всегда всех уверял, что человек сильнее любого чародейства, а вот же теперь вздрагивает при одной мысли о том, что пришлось пережить. Близость таких сил не проходит для смертного даром, понадобится еще немало времени, чтобы в душе Свенельда опять ожили прежние удаль и бесшабашность. Подумать только, он против самого Кощея посмел выступить, с Чернобогом рядом находился, Перуна Громовержца почти узрел. До сих пор оторопь пробирает от тех ощущений. И если чародейская водица скоро привела в порядок его тело, то душа была еще не на месте.

— Убери. — Свенельд вернул Ольге ее византийскую цацку и вновь прикрыл глаза.

Ольга вздохнула. Она не понимала, что с ее неугомонным посадником. Она ведь сама его лечила, сама обрабатывала мертвой водой его раны, никому иному не доверив, сама возвращала силу живой водой. А Свенельд как будто и не воспрянул духом. Который день лежит в темной избе, несколько дней и есть не хотел, пришлось едва ли не упрашивать его принять пишу. Хорошо еще, что интереса к происходящим событиям не потерял, выслушивал вести воевод, о том, как Искоростень взят в кольцо, муха не вылетит из града, и каждый день идет перестрелка, снимают дозорных с вышек, да и те мечут стрелы, если кто приблизится. Вот так уже пару седьмиц они живут, уже все готово к новому приступу. Ольга поведала, что после гибели Волчары новгородцы избрали себе нового воеводу и уходить пока не спешат, даже желают идти на Искоростень, помститься хотят за старшого. Надо только решить, кто поведет людей.

— А нужен ли тот приступ? — почти лениво спросил Свенельд. — Рано или поздно они начнут голодать, запросят мира, вышлют к тебе послов.

— Да и выставят свои условия сдачи, — нахмурила соболиные брови княгиня. — Они ведь тоже понимают, что нам не большой резон тут зимовать. Погляди, Свенельд, снег уже дважды срывался, нашим людям требуется теплая одежда, пропитание надо добывать. Самое время отправляться в полюдье по краю. Проехать с дружиной, установить новые оброки, смирить недовольных, если где остались, поставить наши крепости, откуда будем влиять на древлян. Хватит с них прежней вольницы, мы уже научены, что только силой да постоянным надзором сможем их покорить. И надо дань брать не столько мехами, сколько людьми, самых молодых и рьяных будем забирать. Ништо, пускай Руси послужат. Древляне-то борзы, пока у себя в чащах таятся, а как выйдут на белый свет поглядеть, уже в свои буреломы и болота не сильно и рвутся.

Все-то у нее уже было продумано, все предусмотрено. И продолжала объяснять это Свенельду, надеясь, что всегда так живо интересующийся древлянскими делами посадник примет участие в обсуждениях. Ведь это и его забота — с должности его никто не снимал. Ольга опасалась даже признаться Свенельду, как ей нужно, чтобы именно он был подле нее — сильный и решительный мужчина, который все для нее сделает, с которым она ничего не страшится.

— Где Малкиня? — прервал ее речи варяг.

Ольга досадливо сжала губы. Казалось, в последнее время Свенельд и дня не мог прожить без этого древлянского ведуна. Постоянно требует его к себе, шепчутся о чем-то украдкой. Княгине это не нравилось, опасалась, что совсем заморочил ее варяга Малкиня. Вон зачем-то увел тогда Свенельда в чащи, когда невесть что тут творилось, и теперь храброго воеводу как подменили.

Поэтому Ольга еще вчера услала Малкиню из стана. Сказала, пусть убирается куда подальше, но все же за службу наградила: коня ему выделила, дала охранников. Однако как сказала о том Свенельду…

— Ну кто тебя просил это делать! — рассердился посадник, даже привстал на лежанке. — Ты не понимаешь, Ольга, я у Малкини многое мог бы разведать. Мы ведь с ним… Мы ведь почти воинские побратимы. Он нужен мне. А ты осмелилась его услать.

— На то я и княгиня! — резко отрезала Ольга. — Мне решать, как с кем поступать. И какой резон было держать тут этого ведуна, когда с нечистью уже сражаться не приходится, а надо само племя примучивать. Я даже пожалела твоего Малкиню, чтоб ему пусто… Ну не заставлять же его становиться в строй, когда не сегодня завтра пойдем на Искоростень. Он древлянин, он на своих не пойдет. Сам мне то сказал. А зачем мне тут лишний рот у котла, когда скоро и своих нечем будет кормить? Али не слышал, что сказала? В полюдье отправляться пора да думать, как зиму проведем у древлян.

Свенельд сел, спустил накрытые медвежьей шкурой ноги с лежанки.

— Эх, княгиня пресветлая, при помощи Малкини мы бы скорее смогли сговориться с Искоростенем. Я с ним уже разговаривал о том, и он взялся помочь. Подумай, у них теперь ни князя, ни волхвов не осталось, всем там заправляет этот Мокей вдовий сын, который только воевать и горазд. А так мы бы могли все миром решить.

— А с чего ты взял, что мне любо решить все миром? — подалась вперед Ольга, и даже глаза ее загорелись, как у кошки. — С чего ты взял, что моя месть насытилась? Древляне мужа моего разорвали, а я с ними рядиться буду? Нет, не дождутся. Огнем и мечом отплачу я им за все, что пришлось перенести. Страху напущу, чтобы все знали, как восставать против меня и сына моего — законного наследника княжьего престола Руси!

Ее тонкие ноздри гневно раздувались, лицо пошло румянцем, грудь бурно вздымалась.

Свенельд молчал. С одной стороны он понимал, что Ольга права. Ей нужно показать, кто истинный правитель на Руси, кто имеет право карать за ослушание. Но с другой… Ну не признаваться же, что он, как и некогда Волчара, устал от этой войны. Да и древлян начал жалеть. Ведь столько лет посадником над ними был, у него тут и приятели имелись. Тот же Милюта с погоста, Простя из Сладкого Источника, тот же Малкиня. Хотя Малкиня как-то признался, что родом он не отсюда, а из града Любеча на Днепре. Но, как и сам Свенельд, прикипел уже к древлянам.

— Молчишь? — прищурилась на понурого посадника Ольга. — Ладно, и без тебя обойдусь. Ты такой нежный стал, Свенельд, тебя хоть к ранам как зелье прикладывай. А мне дело надо завершать. Сам не хочешь понять, я другого кого найду. Того же ярла Кари поставлю, а то и Претича назначу.