Читать книгу "Пером и шпагой - Валентин Пикуль"

* * *

Для начала де Еон анонимно опубликовал королевские письма; а в предисловии к изданию сообщил, что эти письма суть еще самого невинного свойства, — дал понять, что последуют вскоре другие, от которых Версалю не поздоровится.

Европейское общество знало, что Людовик распутен. Но мрачная тайна укрывала знаменитый «Олений парк» в Париже, и никто в Европе не догадывался, что творится за этой глухой оградой… Де Еон в печати публично сорвал завесу тайны с этого «парка».

Тайный гарем, Людовика! Девочки, почти младенцы!

А дальше, читатель, началась военная кампания по всем правилам батальной науки. Маленькая и прекрасная де Бомон официально объявила войну королю Франции — Людовику XV.

Король Франции вызов принял: армия тайных агентов высадилась в Лондоне, чтобы поймать де Еона; в гавани Гревсенда постоянно дежурил наготове французский клипер, чтобы вывезти де Еона на родину; комендант Бастилии уже получил приказ освободить одну из камер в «Башне молчания», одно название которой говорит само за себя… Франция ополчилась против одного человека!

Де Еон не был трусом: героически шатался по лондонским улицам. Из-за пояса шевалье торчали рукояти пистолей. Однажды его внимание привлекла толпа. Он тоже подошел — глянул из-за плеча зевак. На земле корчился в припадке эпилептик. Его страшно корежило и выгибало в дугу. На губах больного лопались пузыри пены. Когда припадок затих, англичане набросали возле нищего монетки и разошлись…

Эпилептик встал. Деловито собрал деньги. Но, едва успел выпрямиться, как де Еон ударом кулака выбил из его рта кусок мыла, которое так красиво пенилось на губах.

— О негодяй, — сказал шевалье. — Ты думаешь, я забыл тебя? Нет, вспомни же и ты драгунский полк маркиза д'Отишана…

Это был дезертир, скрывавшийся от галер в чужой стране. Он упал перед кавалером на колени, но де Еон велел ему подняться. С большим чувством он спросил дезертира:

— Скажи, приятель: неужели тебе не хочется после мыльной закуски прополоскать рот хорошим пивом?

Они зашли в трактир. Де Еон заказал яичницу и крепкой можжевеловой водки. С грохотом встали рядом между солдатом и офицером Франции две кварты янтарного пива.

— Ешь, — велел де Еон, развязывая кошелек. — Я давно уже догадываюсь, что таких, как ты, немало живет в ужасных доках Лондона. В одном вы, конечно, правы: лучше уж доки и кусок мыла во рту, чем каторжные галеры и клеймо бурбонской нежной лилии, что выжигает палач на плече раскаленным железом!

Дезертир одним махом осушил кварту пива; глаза просветлели.

— Сударь, — сказал он, — а ведь я вас вспомнил. Вы однажды вели нас в атаку… И вы — добрый офицер! Вспомнил, да…

— Я добрый, и подтверждаю твои слова деньгами, — ответил де Еон. — Покажи эти деньги своим друзьям. Денег будет еще больше, когда вы честно послужите мне ради Франции…

На призыв де Еона явились восемь дезертиров.

— Мы даже не дезертиры, — заявили они, — а честные эмигранты, каких много…

— Жаль только, что вас, честных эмигрантов, всего восемь человек… Я согласен: зовите сюда и нечестных!

Началась работа. Дом на Золотом сквере, откупленный у маркиза ла Розьера, превращался в неприступный форт. Тускло глядели на улицу щели бойниц. Осажденные имели пистолеты, ружья и сабли. Бочка с порохом была заложена в подвал дома, а фитиль от нее проведен в спальню кавалера де Еона. Свеча всегда горела наготове; приложи ее к фитилю.., минута, другая, и…

Когда агенты Людовика появились на Золотом сквере, то над крышей болталось знамя Франции, а громадная надпись на доске извещала прохожих издалека:

Джентльмены!

Обходите дом с осторожностью. Мы, решили взлететь на воздух, но не уступить подлым притязаниям графа Герши и его лакеев.

* * *

Людовик, прослышав об этом, сказал:

— Можно ли не знать границ? Я буду писать королю Георгу…

«Лондонская газета» официально поместила заявление английского короля Георга III о запрещении де Еону появляться при Сент-Джемском дворе. Кавалера формально лишали всех дипломатических званий, впредь предлагалось считать его государственным преступником.

— Но что особенно скверно, — размышлял о прочитанном в газете де Еон,

— так это то, что они накладывают секвестр на мое жалованье. Однако я разгадал план короля: лишая меня денег, он желает, чтобы я приобрел себе честь и славу… Итак, друзья мои, можете не волноваться за будущее: отныне мы входим в бессмертие!

Через несколько дней Людовик справился у Терсье:

— Какие новости? Снял де Еон осаду или нет?

— Ваше величество, по наблюдениям агентов, из трубы дома валит дым. Но из дома никто не выходит. Армия дезертиров обнаглела и поет оскорбительные для нас песни, которые де Еон тут же для них сочиняет.

— Он не сумасшедший, — призадумался король. — Он просто слишком честолюбив и странен.

— Что соизволите приказать, ваше величество?

— Пошлите ему двести дукатов от меня. Может, ласка приведет его в чувство и наша доброта его облагоразумит?..

Терсье приложил к дукатам и письмо от себя — дружеское. Просил не глупить, не делать свое положение опасным, рыцарски хранить тайны короля, и заключал словами: «Ваши акции стоят очень низко на версальской бирже». Де Еон дукаты взял, письмо прочел, но выводов никаких не сделал. Ему было некогда.

Толпа англичан в ожидании штурма не убиралась из-под окон минированного дома. Время от времени де Еон в злости сочинял стихи и, вскочив на подоконник, распевал их толпе — на улицу:

За сотни от Парижа долгих лье, С пером в руке и на боку со шпагой, Живет великодушный шевалье, Прославленный безумною отвагой.

Тебе же, рогоносец граф Герши, Как крысе, не выглядывать из сыра; Ревнуй жену, доносами греши, Но скоро под тобою будет сыро…

Граф Герши просто усыхал от зависти, но не мог сочинить в ответ даже строчки. Только уныло тикали часы… Богатейшая коллекция!

В свободное время де Еон с ожесточением работал над новой книгой. Что бы сказал Людовик, увидев те материалы, которыми кавалер пользовался в творческие минуты? Вдохновение де Еон черпал прямо из переписки Нивернуа, Пралена и Герши!

Король узнал об этом и велел посольству в Лондоне очернить автора еще до выхода книги. Тогда перед графом Герши предстали два матерых борзописца

— Гудар и тот же Трейссак де Вержи.

— Любители нежных муз, — обратился к ним посол, — время не ждет, рвение де Еона надо опередить.

— Можете не сомневаться, граф, — заверил посла Гудар. — Де Еон не успеет поставить точку, как все будет готово. Мы обладаем секретом одной закваски, от которой любое блюдо на второй день не жрут даже свиньи…

А вот де Еон торопиться не стал.