Читать книгу "Скорпион в янтаре. Том 1. Инвариант - Василий Звягинцев"

Вот если на самом деле развернулась полномасштабная охота на дочку великого князя — тогда все сходится. Только неужели Ростокин в свой сюжет и такой эффектный поворот заложил? А черт его знает! Они, эти графоманы-литераторы, особенно без надежд на публикацию, какой только ерунды не напридумывают. Андрей, к примеру, когда-то продолжение «Дня триффидов» на советской почве писал. Забавная книжка получилась, между прочим, жаль, что не издана.

Ползти по толстому слою слежавшихся сосновых иголок, да еще и мокрых от непрекращающегося дождя, было легко. Шульгин только жалел, что нет у него сейчас обычного «АКМа». Сейчас не нужны никакие «томпсоны» или карабины собственной работы, добрый старый «калашников», штук шесть магазинов — и ничего больше. Чего ж это «режиссеры» не подкинули ему такой подарок?

«СВД» тоже подошла бы. Однако что есть, то есть. При умелом обращении и пятизарядная магазинка себя покажет. Только нужно зайти будущим союзникам (Халхин-Гол имеется в виду) в тыл и работать с дистанции не меньше двух сотен метров. Тогда все будет О’К. А старый степной волк Юрята пусть по обстановке ориентируется. Ему есть куда отступать и хватит ума не подставляться по-дурному.

Широкой дугой он сначала ползком, потом короткими перебежками вышел в тыл монгольской засаде. Выбрал идеальную позицию. Лес по южную сторону тракта из чисто хвойного переходил в смешанный. Шульгин присмотрел несколько старых берез, одна из которых на высоте трех метров раздваивалась наподобие буквы «Y». С этой развилки отлично был виден почти весь вражеский отряд. С полсотни всадников сгрудились на поляне, ожидая результата действий передового охранения, спешившегося и начавшего продвигаться по секретной тропе. Кто-то там поторопился, выстрелив по Юряте. Дистанцию не рассчитал, или дождь с туманом помешали, а может, просто конь не вовремя оступился. Иначе б все могло сложиться и по-другому.

Если только не включились в дело совсем другие факторы.

Со своей позиции Сашка мог стрелять в спину неприятелю, почти не рискуя. Устроился верхом в удобной выемке между стволами, передний полностью закрывал его от чужих взглядов и пуль, он же, чуть склонившись в любую сторону и положив цевье винтовки на подходящий сучок, мог чувствовать себя, как в тире.

В случае неблагоприятного поворота событий было куда отступать. Буквально в десятке сажен справа и сзади начиналась буреломная чащоба, сквозь которую не только верхами, но и пешком заморишься пробираться. Имеющий хоть три десятка метров форы сможет класть преследователей на выбор, оставаясь невидимым и недосягаемым.

Примерно такой же рельеф и по ту сторону тропы, где остался дружинник. Она почему и считалась секретно-стратегической, что вилась до самого берега озера между непреодолимых, заболоченных и перекрытых естественными и искусственными засеками участков пущи.

Фермопилы не Фермопилы, а глубоко эшелонированный оборонительный район, было б только кому его защищать.

Он рассчитал все. Даже если допустить, что монголы сумеют сохранить под внезапным огнем с тыла полное самообладание, станут действовать четко, слаженно, не допуская ни малейшей ошибки, шансов у них исчезающе мало. Ширина тракта, вязкость дорожного грунта и характер прилегающей местности не позволят атаковать развернутым строем, только сомкнутой колонной по три в ряд, почти шагом, что равноценно самоубийству.

Трехлинейная винтовка Мосина в хороших руках позволяет сделать двенадцать прицельных выстрелов в минуту. Та, что поднимал сейчас к плечу Шульгин, имела более удобный затвор, продольно-скользящий, без поворота рукоятки, как у «манлихера» 1886 года, и снаряжалась обоймой, вставляемой снизу, в окно перед спусковой скобой. Все эти хитрости доводили скорострельность до пятнадцати, а с Сашкиными навыками и реакцией — до двадцати выстрелов.

Быстрее, чем за три-четыре, а реальнее, за пять-шесть минут контратаку не организовать, и на бросок до рубежа рукопашной потребуется почти столько же времени. Так что…

Патронов в поясных и наплечных подсумках у него восемьдесят штук. Бурским стрелкам такого боезапаса хватало, чтобы укладывать навсегда или обращать в бегство кадровые английские полки и бригады.

Он опустил мушку на широкую спину всадника в толстом халате и отороченной лисьим хвостом шапке, который выглядел и вел себя как предводитель. Для первого выстрела позволил себе плавно выбрать спуск.

Приклад резко толкнул в плечо, всадник, вскинув руки, упал на шею коня. Дальше стрельба пошла уже без пауз. Пять рывков затвора, смена обоймы — и дальше! Несколько раз, вскользь, он задел пулями лошадиные крупы и бока. Не убить, а чтобы взбесились от боли и перестали слушать всадников.

Стрелял, стрелял, стрелял… Для скорости выдергивал из подсумков сразу по две обоймы. Одну на место, другую в зубы. Еще секунда экономии на лишнем движении руки.

Зря писали уважаемые авторы о высочайшей дисциплине и выучке воинов Чингисхана и Батыя. Может, в эпоху сабельных стычек лава на лаву так и было. А когда лишенное маневра и руководства подразделение расстреливается беглым, убийственно точным огнем, взбешенные жгучей болью кони дико ржут, рвутся в стороны, встают на дыбы, кусают друг друга, топчут упавших под копыта всадников, а те продолжают падать и осмысленных команд не слышно — паника среди не имеющих собственного независимого мышления, а главное — цели жизни и смерти кочевников обращается в подобие степного пожара.

Он привык воевать с настоящим противником, равным, а то и превосходящим численностью, и сейчас планировал свои действия по тому же принципу. Учел, что окружающие деревья, отражая и искажая звук выстрелов, какое-то время позволят ему сохранить маскировку, рассчитал рубеж, на котором враги опомнятся, остановятся, спешатся, развернутся в цепь и начнут наступать перекатами, поочередно прикрывая друг друга огнем.

Вместо этого сумевшие уцелеть, усидеть в седле, теряя время, начали разворачиваться, чисто по-муравьиному, чтобы бежать туда, откуда пришли. Назад, к своим, инстинктивно, но правильно сообразив, что если вперед — то еще глубже погрузишься в жуткий, безвыходный русский лес, где нет путей, за каждым деревом враг и каждое дерево — тоже враг.

Едва ли несколько десятков разрозненных и неприцельных выстрелов прозвучало в ответ на уничтожающий и деморализующий огонь единственной винтовки.

Сашка мельком подумал, занимаясь главным делом: «Похоже, эту публику стремительно попытались цивилизовать, вооружив новой идеей и более-менее европейской техникой, не удосужившись поработать над менталитетом и мотивациями. У африканских негров и прочих „борцов за свободу“ в двадцатом веке в автоматах и даже ЗРК нехватки не было, однако взвод „белых наемников“ спокойно разгонял целые „армии“ в каком-нибудь Конго или в Кот[81]— хрен знает чего. Пятьсот лет назад Кортес и прочие конкистадоры тоже успешно покоряли могучие империи…»

Визжащая, перекрикивающаяся непонятными словами и фонемами толпа неслась мимо. Грязные узкоглазые всадники в нахлобученных на уши малахаях не думали даже о том, чтобы сдернуть со спин карабины, отстреливаться хотя бы в белый свет, для самоуспокоения. И кривые сабли бессмысленно болтались вдоль конских боков.