Читать книгу "Федор Достоевский - Анри Труайя"

Мгновение он, стоя перед своим учителем, собирается с мыслями. Мысленно он измеряет путь, пройденный с того трагического дня, когда, еще ребенком, узнал о смерти отца, до этой минуты, когда он, старый, измученный, стоит перед памятником Пушкину и приближается к концу своего жизненного пути.

Перед его внутренним взором проносятся маленькие комнатки в цветных обоях Мариинской больницы, липовые аллеи Дарового, длинные коридоры Инженерного училища, берлога Петрашевского, мрачные казематы Петропавловки и три столба, врытые в снег перед стоящими строем жандармами. Ветер. Снег. Холод. Сибирь… Семипалатинск… Бегство в Змиев в карете Врангеля… Издевательский смех Полины. И рулетка, которая крутится, крутится… Анна Григорьевна в слезах. Неприметный могильный холмик на безымянном кладбище в чужой стране… Города, лица, глаза… лампа, освещающая рабочий стол… злобное лицо ростовщика… Мчащийся с грохотом поезд и, наконец, бледное небо России, которая все ближе, ближе… И вот он уже вдыхает ее воздух… Россия, которая признает его. Ему слышится как будто гул морского прилива, этот гул нарастает, приближается, – из глубин неведомых толп к нему доносятся, усиливаясь, выкрики: «Вы гений, вы более чем гений!» Он столько боролся! Он столько выстрадал! И так поздно познал высшее счастье творца – счастье быть понятым. Достанет ли у него времени, чтобы насладиться этим счастьем?

Он выпрямляется. Луна тусклым светом освещает крыши домов, мостовые безлюдных улиц. Мир и покой нисходят в его душу. Достоевский поворачивается спиной к памятнику и возвращается к пролетке, которая ждет его на углу площади.

Глава VI

Конец

10 июня 1880 года Федор Михайлович покидает Москву как триумфатор. Короткое пребывание в этом городе измотало его больше, чем целый год работы, но он полон веры в себя, он умиротворен, – он счастлив как никогда. Впрочем, он трезво оценивает последствия происшедшего чуда. Вернувшись в Старую Руссу, он пишет своему другу графине Толстой, тетке писателя: «Не беспокойтесь, скоро услышу: „смех толпы холодной“. Мне это не простят в разных литературных закоулках и направлениях».

И действительно, когда поостыл первый энтузиазм, его враги тотчас опомнились. Можно подумать, они мстили оратору за то, что его вдохновенная речь так их всколыхнула.

Салтыков пишет Островскому: «По-видимому, умный Тургенев и безумный Достоевский сумели похитить у Пушкина праздник в свою пользу».

Появляются уклончивые, полные недомолвок статьи. Обозреватель журнала «Дело» пишет, что речь Достоевского действовала больше на нервы, чем на ум. А также: «Героем и финалом этого сумбура явился г. Достоевский. Он уже не в первый раз садится не в свои сани, принимая на себя роль публициста… Особенной славы г. Достоевский, конечно, не стяжал, да и не мог стяжать, потому что для роли публициста у него недостает ни знаний, ни развития, ни политического образования, ни даже простого общественного такта».

А в «Вестнике Европы» читаем: «Действительно, экой абсурд вся эта тирада!» и дальше: «…желательно, чтобы в будущих рассуждениях г. Достоевского не были забываемы элементарные исторические факты и не был совершенно отвергаем здравый смысл».

Достоевский до такой степени потрясен резким поворотом в общественном мнении, что переносит один за другим два припадка эпилепсии и в течение двух недель ничего не предпринимает. 26 августа он пишет О.Ф. Миллеру: «За мое же слово в Москве видите, как мне досталось от нашей прессы почти сплошь: точно я совершил воровство-мошенничество или подлог в каком-нибудь банке».

Он решает ответить своему главному оппоненту профессору А.Д. Градовскому, статья которого «Мечта и действительность» опубликована в газете «Голос». Ответ Достоевского и его Пушкинская речь появились в августовском выпуске «Дневника писателя», единственном за 1880 год.

Успех этого единственного выпуска беспрецедентен. Шесть тысяч книжек расходятся за несколько дней. Готовится второе издание, к осени и оно будет полностью раскуплено.

Поклонение читателей, так высоко оценивших его труд, несколько успокаивает Достоевского. Он принимается за окончание «Братьев Карамазовых», четвертая часть которых еще не написана.

«С 15 июня по 1 октября я написал до 20 печатных листов романа и издал „Дневник писателя“ в 3 печат листа», – пишет он.

И в ноябре отсылает «Эпилог» «Братьев Карамазовых» в редакцию «Русского вестника» со словами: «Ну вот и кончен роман! Работал его три года, печатал два – знаменательная для меня минута».

В начале зимы, переехав в Петербург, он возобновляет встречи с друзьями и несколько раз выступает на литературных вечерах.

«Литературный фонд давал сегодня литературное утро, в такой зале, где трудно читать и где чтецов не во всех концах слышно, – рассказывает Штакеншнейдер, – а Достоевский, больной, с больным горлом и эмфиземой, опять был слышен лучше всех. Что за чудеса! Еле душа в теле, худенький, со впалой грудью и шепотным голосом, он, едва начнет читать, точно вырастает и здоровеет. Откуда-то появляется сила, сила какая-то властная».

Действительно, любовь публики, кажется, для Достоевского лучшее лекарство. Он считает, что может обойтись без поездки на воды в Эме и продолжить работу. Множество проектов роятся в его голове. Он предполагает возобновить «Дневник писателя», издавать его в течение двух лет, а затем написать вторую часть «Братьев Карамазовых».

«Мне же с Вами позвольте не прощаться, – пишет он секретарю редакции „Русского вестника“. – Ведь я намерен еще 20 лет жить и писать».

В январе 1881 года Достоевский работает над первым выпуском «Дневника писателя» за 1881 год. Он чувствует себя хорошо. Посещает друзей. Даже соглашается выступить в роли схимника в трагедии «Смерть Иоанна Грозного» А.К. Толстого в домашнем спектакле, намеченном на февраль. Соглашается также прочесть стихотворения Пушкина на литературном вечере 29 января – в день кончины Пушкина. Однако за четыре дня до того собрания небольшое происшествие возбуждает в нем тревогу.

В ночь с 25 на 26 января, когда он работает в своем кабинете, его вставка с пером падает на пол и закатывается под этажерку. Достоевский встает и пытается передвинуть тяжелую этажерку, но при первом же усилии чувствует, что его рот наполняется теплой жидкостью. Он вытирает губы и видит – это кровь. Однако кровотечение незначительно, он не придает ему значения и даже не будит жену.

На следующий день он чувствует себя хорошо и с нетерпением ждет к обеду сестру Веру, недавно приехавшую в Петербург. Он настраивается на общие воспоминания, хочет поговорить об их детстве в Москве и Даровом. И действительно, обед начинается весело. Достоевский увлеченно рассказывает о детских играх в Мариинской больнице, о лихорадочных приготовлениях к отъезду на каникулы, о литературных спорах с Михаилом. Он шутит и первый смеется своим шуткам.

Но «тетя Вера» не разделяет его веселья. В Петербург ее послали сестры обсудить с братом вопрос о наследстве. Речь идет о земельном имуществе – рязанском имении, оставленном теткой А.Ф. Куманиной, из-за которого перессорилась вся родня.