Читать книгу "Гость Дракулы - Брэм Стокер"

Я двинулся к выходу, а он смотрел мне вслед. Взявшись за щеколду, я выпустил ее, вернулся к кровати и протянул ему руку. Он схватил ее обеими руками и сел, а я пожелал ему доброй ночи, стремясь подбодрить.

– Мужество, приятель, мужество! Для вас есть работа на этом свете, Джейкоб Сетл. Вы еще сможете надеть белые одежды и войти в те стальные ворота!

Затем я ушел.

Неделю спустя я обнаружил хижину Сетла покинутой, и на его работе мне сказали, что он «уехал на север», а куда, никто точно не знал.

Через два года я на несколько дней остановился в Глазго у моего друга, доктора Мунро. Он был человек занятой и не мог уделить много времени прогулкам со мной, поэтому я проводил дни на экскурсиях в Троссекс[108], на Лох-Катрин[109] и вдоль берегов Клайда. В предпоследний вечер я вернулся домой несколько позже, чем обещал, и обнаружил, что мой хозяин тоже опоздал. Горничная сообщила мне, что доктора вызвали в больницу по делу о несчастном случае на газовом заводе, и обед откладывается на час. Поэтому я снова вышел, сказав ей, что пройдусь и отыщу ее хозяина, а потом вернусь вместе с ним.

В больнице я обнаружил Мунро, когда он мыл руки, готовясь идти домой. Я походя спросил, зачем его вызвали.

– О, обычное дело! Гнилая веревка, а жизни людей ничего не значат. Два человека работали в газгольдере[110], когда веревка, скрепляющая мостки, на которых они стояли, лопнула. Наверное, это случилось перед самым обеденным перерывом, так как никто не заметил их отсутствия, пока остальные не вернулись. В газгольдере было около семи футов воды, так что им пришлось побороться за жизнь, беднягам. Тем не менее, когда их обнаружили, один из них был еще жив, и мы, хоть и с большим трудом, его вытащили. По-видимому, он обязан своей жизнью товарищу. Я никогда не слышал о таком героизме. Понимаешь, они плавали вместе, пока хватало сил, но в конце так выбились из сил, что даже проникший сверху свет и люди, обвязанные веревками, которые спускались на помощь, не могли заставить их бороться. И тогда один из них опустился на дно и поднял товарища над головой. Те несколько вдохов, подаренные им, и стали решающими в победе жизни над смертью. На них страшно было смотреть, когда их достали оттуда, так как газ и деготь окрасили воду в пурпурный цвет. Тот человек, который выжил, выглядел так, словно его выкупали в крови. Б-р-р!

– А второй?

– О, он еще хуже. Должно быть, это был очень благородный человек. Эта борьба под водой, наверное, была ужасной, это видно по тому, как кровь отлила от его конечностей. Глядя на него, начинаешь верить в возможность стигматов[111]. Можно подумать, что такая решимость способна совершить все что угодно. Да, она даже может открыть двери в рай. Послушай, старина, зрелище не из приятных, особенно перед самым обедом, но ты же писатель, а случай очень странный. Думаю, это нечто такое, что ты бы не захотел пропустить, так как, по всей вероятности, ты больше никогда не увидишь ничего подобного. – С этими словами он повел меня в покойницкую больницы.

На носилках лежало тело, накрытое белой простыней, подоткнутой со всех сторон.

– Напоминает куколку, правда? Послушай, Джек, если есть доля истины в старом мифе о том, что бабочка символизирует душу, тогда та бабочка, которая выпорхнула из этой куколки, была очень благородной и несла на крыльях весь солнечный свет. Взгляни сюда!

Мунро открыл лицо покойника. Оно действительно выглядело ужасно и казалось покрытым пятнами крови, но я сразу же узнал этого человека. То был Джейкоб Сетл!

Мой друг опустил простыню еще ниже. Какой-то человек с чувствительной душой, судя по всему, скрестил руки Джейкоба на его окрашенной в пурпур груди. Когда я увидел их, мое сердце сильно забилось от волнения, потому что в моем мозгу тут же промелькнуло воспоминание о мучительном сновидении бедняги.

Теперь на этих бедных, отважных руках не было ни пятнышка, они стали белы как снег. И я отчего-то почувствовал, глядя на них, что кошмар Сетла наконец-то закончился. Эта благородная душа в конце концов заслужила право войти в те врата. Ведь теперь на белых одеждах не останется пятен от надевающих их рук.

Пески Крукена

Мистер Артур Фернли Маркем, лондонский торговец и типичный кокни[112], который снял так называемый «Красный дом» выше Мейнз-оф-Крукен, считал необходимым, уезжая летом в отпуск в горную Шотландию, наряжаться в платье шотландского вождя, каким его изображали на хромолитографиях и на сцене мюзик-холла. Однажды он видел в театре «Империя», как Великий принц – «Король-грубиян» – вызвал гром аплодисментов в роли МакСлогана из одноименного рода, когда спел знаменитую шотландскую песню «Ничто так не вызывает жажду, как хаггис[113]!», и с тех пор преданно хранил в памяти живописный, воинственный облик этого персонажа. Действительно, если бы истинная природа мнения мистера Маркема о выборе Абердиншира в качестве летнего курорта стала известной, оказалось бы, что на переднем плане этого места отдыха, нарисованного его воображением, вырисовывается красочная фигура МакСлогана из рода МакСлоганов. Тем не менее, как бы то ни было, прекрасная судьба – конечно, если говорить о внешней красоте, – остановила его выбор на бухте Крукен. Это прелестное место между Абердином и Питерхедом, прямо под неприступным скалистым мысом, от которого тянутся в Северное море длинные, опасные рифы, прозванные Шпорами. Между ним и Мейнз-оф-Крукен – деревней, защищенной от ветра с севера утесами, – лежит глубокая бухта, окаймленная множеством изогнутых дюн, на которых можно увидеть тысячи кроликов. Таким образом, на каждом конце бухты находится по скалистому выступу, и, когда лучи рассвета или заката падают на скалы из красного сиенита[114], возникает очень красивый эффект. Дно самой бухты покрыто ровным слоем песка, и вода во время отлива уходит далеко в море, оставляя гладкую твердую поверхность, усеянную там и сям сетями рыбаков, поставленными на лосося. На одном конце бухты возвышается небольшая группа скал, вершины которых во время прилива поднимаются немного выше уровня воды, за исключением тех штормовых дней, когда волны захлестывают эти зеленые возвышенности. Во время отлива они обнажены до уровня песка, и здесь находится, вероятно, единственный опасный песчаный участок на этой части восточного побережья. Среди скал, отстоящих друг от друга примерно на пятьдесят футов, расположен маленький плывун, который, как и Пески Гудвина[115], опасен только в часы начала прилива. Он простирается далеко в море, исчезая в нем, и тянется в сторону суши, пока не переходит в твердый песок на верхней части пляжа. На склоне холма, который расположен за дюнами, на полпути между Шпорами и портом Крукен, стоит «Красный дом». Он возвышается посреди небольшого ельника, который защищает его с трех сторон, оставляя открытым весь фасад со стороны моря. Ухоженный, старомодный сад спускается вниз к дороге; эту дорогу пересекает поросшая травой тропа, по которой может проехать легкий экипаж. Потом эта тропа выходит на берег и извивается среди песчаных холмов.