Читать книгу "1941 год глазами немцев. Березовые кресты вместо железных - Роберт Кершоу"

Трофеи составляют: 673 098 пленных, 1277 танков, 4378 артиллерийских орудий, 1009 зенитных и противотанковых орудий, 87 самолетов и огромное количество боевой техники[53].

С честью выдержав эту тяжелую битву, вы совершили величайший в ходе этой кампании подвиг!

Выражаю свою благодарность и признательность всем бойцам и командирам, действовавшим на фронте и в тылу».

Для успеха оставалось лишь принять капитуляцию у русских. Именно на это немцы и рассчитывали. «Фон Браухич утверждает, что на сей раз все будет по-другому, не так, как под Минском и Смоленском, на этот раз можно рискнуть и без промедления нанести следующий удар», — продолжает фон Бок в своем дневнике. 3-я танковая группа была единственной подходящей группировкой для операций подобного размаха в группе армий «Центр»[54]. Фон Бок:

«Что касается меня, то я считаю, что и под Минском, и под Смоленском тоже вполне можно было рискнуть, и мы сумели бы избежать кровопролития, если бы группе армий не ставились бы палки в колеса. С наступлением 3-й танковой группы (Рейнхардт) на север я не согласен. Может быть, меня избавят от этого, потому что нанесенный сегодня тяжелый удар может, вопреки всем русским обычаям и привычкам, вынудить врага потесниться и на моем северном крыле; кое-что указывает именно на такой исход».

Сражения под Вязьмой и Брянском вполне можно сравнить по масштабам с киевской операцией. Немцы считали, что после подобного поражения у советского командования уже не осталось резервов. Командир танка Карл Фукс ликует: «Последние отборные части большевиков разбиты наголову. Я никогда не забуду этого разгрома. Отныне им уже нечем будет отбиваться от нас. А мы будем, как и раньше, двигаться вперед…»

Сходные мысли высказывали в письмах очень многие солдаты Восточного фронта. Один унтер-офицер из 6-й пехотной дивизии, восторженно описывая взятие тысяч и тысяч русских пленных, утверждал: «Многие вообще добровольно шли к нам в плен — это верный признак того, что все для них кончено… Да о нас в газетах только и вопят, что, мол, «окончательный разгром сил русских — дело считаных дней!» Еще один унтер-офицер из состава группы армий «Юг» предрекал, что к тому моменту, когда его супруга будет читать его письмо, «колокольный звон по всей Германии возвестит победу над самым могущественным врагом, с которым приходилось сталкиваться цивилизации». Этого унтер-офицера переполняла непоколебимая уверенность. «Нет, нет, долго это продолжаться не может, и сейчас мы гадаем лишь об одном, то ли нас вернут в Германию, то ли оставят здесь в качестве оккупационных войск».

Все ждали, что русские по примеру предков, в 1812 году отдавших Москву Наполеону, после окончательного разгрома под Вязьмой уступят свою столицу немцам без боя. Если же они все-таки не капитулируют, немцам куда труднее будет склонить их к перемирию, потому что значительная часть войск Восточного фронта все еще занималась ликвидацией окруженных под Вязьмой и Брянском советских войск. Лишь 7 дивизий продолжали наступление. Подвижные дивизии тоже истекали кровью, лишь 40 % их продвигались к Москве. Более того, они начали наступление, располагая лишь двумя третями их первоначального численного состава[55]. Фон Бок желал воспользоваться плодами своей победы. 7 октября он записал в свой дневник: «Если погода удержится, то, возможно, нам удастся и наверстать то, что было упущено из-за Киева». Фельдмаршал постоянно подстегивает своих подчиненных поддерживать темп наступления. Неделей позже, когда сражение под Вязьмой победоносно завершилось и все шло к тому, что и с брянским котлом также будет покончено, продвижение Гудериана замедлилось. Запись от 13 октября 1941 года: «Бои и ужасные дорожные условия послужили причиной тому, что Гудериан уже не может продвигаться дальше на северо-восток — несомненный успех русских, чье упорство было вознаграждено».

В начале второй недели октября произошло событие, о котором упоминается практически во всех письмах с Восточного фронта. О нем прекрасно помнит и унтер-офицер Людвиг Колодзински, воевавший в составе батареи штурмовых орудий на орловском участке 2-й танковой армии. 8 октября в 2 часа ночи он спал, и его растолкал радист Бранд. «Эй, Людвиг, поднимайся и выходи со мной!» Колодзински, быстро набросив шинель, выскочил наружу. Первое, что он почувствовал — страшный ветер.

«Была настоящая вьюга! Ветер гнал свинцовые тучи, землю успел покрыть толстый слой снега. Все вокруг, включая и наши штурмовые орудия, представало в необычном виде. Когда я потом вышел утром, снег уже успел растаять. Все дороги превратились в непролазную грязь».

Майор Иоганн Адольф фон Кильманзег воевал в 6-й танковой дивизии. «8 октября завершилось вяземское сражение, — вспоминал он уже после войны в одном из данных им интервью. — Цель нашего наступления — нанести удар по Москве — казалась такой близкой. Но обстоятельства изменились. 9 октября, едва мы двинулись на Москву, а также севернее и южнее ее, температура внезапно упала, и начался дождь». Непогода больно ударила и по пехотинцам. «Вчера у нас выпал первый снег», — писал один унтер-офицер из 6-й танковой дивизии в тот же день домой.

«Как и следовало ожидать, начались дожди, что вызвало еще одну проблему — ставшие непроезжими дороги. К счастью, все это долго не продлится. И мы все тешим себя надеждой, что нам не выпадет участь оккупационных войск в России».

«Дороги, в европейском понимании, утонули в грязи, — отмечает граф майор фон Кильманзег. — Грязища по колено, в которой мгновенно увязает даже транспорт повышенной проходимости». Русские, более искушенные по части бездорожья, в отличие от немцев, не используют наезженную колею. 6-я танковая дивизия, получившая приказ обходить Москву с севера, почти на два дня увязла в грязи, когда начались дожди. «Дивизия растянулась почти на 300 километров, — продолжает Кильманзег, — в то время как нормой считаются 40 километров». Ситуацию на Восточном фронте лаконично оценил один солдат:

«Россия, отсюда приходят только дурные вести, и мы до сих пор ничего не знаем о тебе. А ты тем временем поглощаешь нас, растворяя в своих неприветливых вязких просторах».

Великая иллюзия

Масштабы победы, одержанной вермахтом под Киевом в конце сентября, пробудили поутихший было всеобщий интерес к восточной кампании. И вновь в рейхе стали думать, не придется ли зимовать в России. Два города в этой стране привлекали максимум внимания. Ленинград, место, где появилась на свет большевистская идеология, как полагали, доживал последние дни. В письмах с фронта продолжали циркулировать упорные слухи о том, что и столица России Москва, дескать, уже избрана целью для немецких парашютистов, якобы высадившихся к востоку от нее. Москва считалась богатым трофеем, который мог ознаменовать достойное завершение этой изнурительной кампании. Киев назвали «Танненбергом Второй мировой войны», и теперь все внимание сосредоточилось на успехах группы армий «Центр».