Читать книгу "По большому льду. Северный полюс - Роберт Эдвин Пири"

Около часа я предавался воспоминаниям, потом вернулся на корабль. Боруп и Макмиллан тоже спускались на лед в надежде поохотиться, но никакой живности не нашли. Это был угрюмый сырой пасмурный день; Макмиллан, Боруп, доктор, и Гашью, помощник капитана, развлекались стрельбой в цель из своих винчестеров.

Следующий день, казалось, не закончится никогда, мы все еще оставались в заливе Линкольна; дул сильный секущий северо-восточный ветер, дул не переставая и все усиливаясь. Граница дрейфующего пака была всего в нескольких ярдах от судна, но мы, к счастью, были хорошо защищены крупными обломками айсберга, засевшими на мели и отделившими нас от дрейфующего льда. Одно за другим мимо проплывали обширные ледяные поля, краями вытесняя мелкие льдины со своего пути и подталкивая их ближе к нашим защитникам, и те вместе с нами приближались к берегу. Из вороньего гнезда был виден небольшой участок открытой воды у восточного побережья пролива, но вокруг нас – только лед, лед и лед, всех мыслимых форм и размеров.

Еще один день «Рузвельт» оставался все в той же позиции, окруженный ледяными торосами; но в момент, когда прилив достиг наивысшего уровня, айсберг, к которому мы были пришвартованы, снялся с мели и отправился в плавание. Мы в полном составе вывалили на палубу и срочным порядком отшвартовались от айсберга. Поскольку лед двигался в южном направлении, он оставил нам полосу открытой воды примерно с милю длиной, и мы на всех парах двинулись вдоль берега на север, пробираясь за сидящими на мели айсбергами в поисках новой ниши, где можно было бы обезопасить себя от стремительно надвигающегося теперь пака.

Нам повезло: с берега дул сильный ветер, который несколько ослабил давление пака на наш корабль. Мы уже присмотрели, как нам показалось, безопасное место и готовились пришвартоваться, как тут на «Рузвельт» стала надвигаться плавучая льдина площадью около акра, выставив острый край как боевой корабль таран, и мы вынуждены были спешно менять позицию. Но не успели мы найти новое укрытие для судна, как вновь возникла угроза столкновения все с той же злополучной льдиной, которая словно ищейка была одержима пагубной идеей во что бы то ни стало преследовать нас. Мы снова отошли в сторону, и на этот раз опасная льдина наконец-то ушла дальше на юг.

В ту озаренную солнцем ночь на «Рузвельте» не спал никто. Около 10 часов осколок айсберга, к которому мы были пришвартованы, под давлением яростного ветра и прилива пришел в движение. В узком пространстве открытой воды среди бурлящего и кружащего вокруг нас льда мы поспешно выбрали тросы и стали сдвигаться в другое место, чтобы вскоре быть вытесненными и оттуда. Мы присмотрели еще одно укромное местечко, но под напором льдов пришлось от него отказаться и на этот раз. Третья попытка оказалась более успешной, но прежде чем мы смогли ее реализовать, «Рузвельт» дважды сел носом на мель, его киль застрял на подводном выступе одного из айсбергов, в то время как поручни на корме бешеным ударом смял другой айсберг.

Следующий день задержки – суббота, 29 августа; я старался занять себя мыслями о далеком доме и своем маленьком сыне. В тот день ему исполнилось пять лет и мы – Перси, Мэтт, трое его соседей по каюте и я, – выпили бутылку шампанского за его здоровье. «Роберт Э. Пири-младший! Чем вы там сейчас занимаетесь?» – мысленно я был в кругу своей семьи.

Следующий день, 30-е августа, думаю, навсегда останется в памяти всех членов экспедиции. Проплывающие льдины буцали «Рузвельт» так, как будто он был футбольным мячом. Игра началась около 4 утра. Я лежал в каюте и изо всех сил старался хоть на пару минут сомкнуть глаза; я был одет – вот уже целую неделю не осмеливался раздеться. Мой отдых был внезапно прерван такой силы ударом, что я очутился на палубе, не успев даже толком понять, что же случилось. Палуба была наклонена к правому борту градусов на 12–15. Я взбежал, вернее, вскарабкался к левому борту и увидел, что произошло. Большое ледяное поле, которое несло течением мимо нас, легко подняло сидящий на мели тысячетонный айсберг, тот самый, к которому мы были пришвартованы, и будто игрушку швырнуло его прямо в левый борт «Рузвельта», пробив большущую дыру в фальшборте напротив каюты Марвина. Затем, пройдя вскользь по левому борту, этот айсберг налетел на другой, тот, который находился позади нас, и наш «Рузвельт» проскользнул между ними, как смазанный жиром поросенок.

Как только давление ослабло и судно вернулось в прежнее положение, мы обнаружили, что трос, которым мы закрепили корму к айсбергу, намотался на гребной винт. Это был момент, когда действовать надо было без промедления; прикрепив к тросу еще один, более толстый трос и применив паровой кабестан, мы, в конце концов, его распутали.

Наши потрясения на этом не закончились. Проплывавший мимо нас огромный айсберг ни с того ни с сего вдруг раскололся надвое, и глыба 25–30 футов в поперечнике рухнула в воду прямо у борта нашего судна, не долетев до него каких-нибудь одного или двух футов. Когда мы перевели дух, с некоторой задержкой осознавая, что только что чудом избежали гибели, я услышал, как кто-то сказал: «Айсберги справа, айсберги слева, да еще айсберги с неба».

Теперь движение корабля определялось дрейфующими льдами, которые были добры к нам, но все же под давлением пака «Рузвельт» снова стал давать правый крен. Я понимал, что если судно и дальше будет сносить к берегу, то, чтобы снять его с мели, нам придется сгрузить значительную часть угля и облегчить вес судна, поэтому я решил взрывать лед.

Я отдал Бартлетту приказ с помощью батарей и динамита взрывами раздробить крупные льдины вокруг «Рузвельта», чтобы он смог какое-то время отдохнуть, покоясь на осколках льдин, как на мягкой подушке. Из карантинного помещения принесли батареи, со всеми предосторожностями подняли ящик динамита, и мы с Бартлеттом стали подыскивать на льду подходящие места для закладки зарядов.

Несколько патронов динамита были завернуты в старые мешки и закреплены на концах длинных сосновых шестов, припасенных специально для этой цели. Провод от батареи подсоединили, конечно же, к запалам динамита. Концы шестов с проводами и динамитом в нескольких местах были опущены глубоко в трещины соседних льдин, при этом второй конец каждого провода подсоединили к батарее. Все отошли на почтительное расстояние и разместились на дальнем конце палубы; затем, когда все было готово, поворотом ключа по проводам пустили электрический ток от батареи к запалам.

Трах! Бах! Тараррах! Корабль задрожал, как лопнувшая скрипичная струна, и столб воды вместе с кусками льда, будто фонтан гейзера, взмыл вверх на сотню футов.

Давление льда на судно прекратилось, оно выпрямилось и лежало теперь на своей подушке из дробленого льда, спокойно ожидая, что же готовит ему грядущий день.

Во время отлива носовая часть практически до половины корпуса «Рузвельта» оказалась на мели, кренясь то в одну, то в другую сторону в зависимости от того, с какой стороны поддавливал его лед. Такой себе новый вариант известной песни «Качаясь в колыбели океана» – это заставляло эскимосских детей, собак, ящики и даже нас самих, скользить по палубе то туда, то сюда.