Читать книгу "Дикие карты. Книга 6. Туз в трудном положении - Джордж Мартин"

Речь была назначена, повестка дня на вечер была обговорена с Девоном и помощниками Джексона. Грег лично зашел ко всем остальным кандидатам и попросил каждого присоединиться к нему во время его агитационной поездки по их родным штатам. Дукакис и Гор выразили вежливую готовность, поздравив его с победой и пообещав помощь в объединении партии. Только Барнет держался холодно – как Грег и ожидал.

«К черту его! Сделаем его марионеткой и поиграем с ним при следующей встрече».

Эллен спала. Последний вариант благодарственной речи уже ждал его в ноутбуке. Ему было слышно, как Колин, джокер из Секретной службы, заменивший Алекса, шаркает ногами за дверью.

Грег поцеловал Эллен – и она открыла глаза.

– Я возвращаюсь в отель: у меня встреча с Логаном и еще кое с кем, – прошептал он.

Эллен сонно кивнула.

Грег уложил ноутбук в футляр и забрал от двери Колина.

– Возвращаемся в «Мариотт», – сообщил Колин в переговорное устройство. – Подайте машину ко входу. Пусть следят за лифтами.

На первом этаже Грег услышал у справочной знакомый голос.

– Мистер, ну, пожалуйста. Послушайте, они для жены сенатора…

Арахис. Кукольник проснулся.

– Минутку. Колин.

Грег направился в вестибюль в сопровождении Колина, сообщавшего остальным об изменении планов.

Арахис держал довольно потрепанный, но огромный букет, пытаясь вручить его дежурному. Тот качал головой и морщился.

– В чем проблема, Марвин?

Он познакомился с Марвином, пока утром бродил по больнице. Марвин был медлительным и ленивым охранником, героем десятка шуток, которые Грег услышал за последние несколько дней от врачей, медсестер и санитаров. Они на ходу обменялись рукопожатиями: Кукольник моментально ощутил отвращение, которое Марвин питал к своей работе. Вообще, Марвину, похоже, почти ничего не нравилось, а пуще всего – джокеры.

– Он хочет, чтобы я отнес цветы в палату вашей супруги, – проворчал Марвин, одергивая ремень, затянутый под толстым животом. Политики Марвину тоже не нравились, особенно демократы. Он презрительным взглядом окинул спортивную фигуру Колина, облаченную в синий костюм. – Вытащил их из какой-нибудь помойки, если хотите знать мое мнение.

Арахис безнадежно посмотрел на Грега – влажные глаза, заключенные в складки жесткой кожи. Из его единственной руки свисали цветы. Кукольник уловил чистое восхищение, исходившее от туповатого джокера. К этому примешивалось неожиданно глубокое сожаление по поводу произошедшего с Эллен.

– Мне очень неприятно создавать проблемы, сенатор, – сказал Арахис, переводя взгляд с Грега на Марвина, а затем – на бесстрастное лицо Колина… Казалось, он вот-вот расплачется. – Я подумал, может, они ей понравятся… Я понимаю, что они не очень-то, но…

– Они очень милые, – сказал ему Грег. – Ты ведь Арахис, да?

Узнавание вызывало у Арахиса прилив гордости. Он попытался улыбнуться – и кожа вокруг его рта растрескалась. Он смущенно кивнул. Грег протянул руку за цветами.

– Марвин перегибает палку, – заявил он, не глядя на дежурного. – Никто не нуждается в защите от сострадания и внимания. – Кукольник почувствовал холодную ярость, охватившую Марвина при этих словах, и жадно лизнул это чувство, делая более насыщенным. – Эллен будет горда получить твой букет, Арахис, – добавил Грег. – Я прослежу, чтобы они к ней попали. Если уж на то пошло, в ногах у ее кровати есть свободное место, так что она увидит их, когда проснется. Я попрошу медсестру поставить их именно там.

Арахис вручил букет Грегу. Он быстро обнял Арахиса, а потом улыбнулся Марвину.

– Марвин с удовольствием вызовет тебе такси, чтобы тебя отвезли, куда тебе надо. Правда, Марвин?

О! Ненависть во взгляде Марвина была острее ножа.

– Конечно, – ответил он. – Нет проблем. – Он резко обрубал каждое слово. – Я хорошо о нем позабочусь.

– Отлично. Еще раз спасибо, Арахис. И от Эллен тоже спасибо. Она будет в восторге. – Он взглянул на часы. – А мне надо бежать. Арахис, рад был снова встретиться. Колин…

Они ушли, но Кукольник задержался с Марвином.

По дороге в «Мариотт» Грег закрыл глаза и откинулся на спинку сиденья, смакуя ярость Марвина и боль Арахиса: у мусорных баков на заднем дворе больницы охранник зверски избил джокера.

Славный получился перекус.

18.00

Уйдя из отеля, Спектор отправился в Пидмонт-парк. Там он просто побродил незамеченным среди джокеров. Он первый раз видел столько радостных уродцев.

Они пели, обнимались, целовали друг друга. По крайней мере те, кто мог целоваться. Наверное, они праздновали всю ночь, потому что не меньше половины собравшихся улеглись в тени подремать. Если бы они знали, что он собирается сделать – или попытаться сделать, чуть позднее, то разорвали бы его на кусочки.

В конце концов ему там надоело, и он прошел к Оклендскому кладбищу. Он прогулялся среди мраморных памятников и изъеденных непогодой надгробных плит, читая надписи и надеясь на озарение. Оно не пришло. Он просто убивал время – и сам это понимал.

Он поймал такси и проехал в мотель, где привел себя в порядок, а потом на другом такси добрался до больницы. Он допил бутылку виски и купил еще одну. Из нее он уже успел отпить несколько глотков, надеясь успокоить нервы.

Подойдя к справочной, он поманил к себе дежурившую там женщину. Она кивнула и подошла. Она была немолодая, чуть полноватая, с тускло-коричневыми волосами, стянутыми в тугой узел.

– В какой палате лежит доктор Тахион? – спросил он, демонстрируя ей свое фальшивое корреспондентское удостоверение.

– Неужели нельзя оставить беднягу в покое? – сказала она, укоризненно качая головой.

– Извините, леди: ваша работа – это сострадание, а мое – новости. – Спектор спрятал удостоверение. – Скажите мне номер его палаты, и я не стану мешать вам его жалеть. Договорились?

– Четыреста тридцать пять, – ответила она, опуская глаза.

– Спасибо, – сказал он, отворачиваясь. – Поверьте мне: это в интересах публики.

Эта больница настолько сильно отличалась от той, куда попал Тони, что с тем же успехом они могли находиться на разных планетах. Стены и полы были безупречно чистые. Почти не ощущалось того запаха дезинфицирующих средств, который так характерен для больниц, – и совершенно не воняло джокерами. Тут на стенах висели картины, а голос женщины, делавшей объявления по больнице, был словно из самого сладкого сна.

Он остановился у дверей палаты, убедился, что его никто не видит, и быстро глотнул еще виски. Встряхнувшись, словно разминающийся спортсмен, он глубоко вздохнул и вошел внутрь.

Увиденное чуть не заставило его расхохотаться. Тахион лежал к нему спиной. На нем была голубая больничная рубашка с разрезом сзади, из которого торчала его белая попа. В здоровой руке он держал утку, над которой висел его член. Ничего не происходило. Конец его второй руки был замотанной бинтами культей. Спектор не сумел почувствовать страх по отношению к столь жалкому малышу. Он закрыл дверь.