Читать книгу "Арена - Дмитрий Воронин"

Его противник, один из тех, кто напал на капитана, одна из огненноволосых девчонок, наседавших на Мишку, и низенький старичок, одно время заметно теснивший очкарика, уже выбыли из строя, и, можно было надеяться, навсегда. Четверо из девяти. Геннадий лежал на песке, и под его телом расползалась темная лужа, а толстый, заросший салом «человек» в мундире полковника милиции, переваливаясь с ноги на ногу, двигался по направлению к Дану.

Борис рванулся на помощь… ноги увязали в песке, неспособном вынести такую тяжесть, и потому каждый шаг давался с некоторым трудом. Лигову приходилось плохо – даже единственный его противник уверенно теснил коротышку, который и так не слишком-то хорошо владел оружием, а теперь, получив небольшую рану в правую руку и неловко держа меч в левой, и вовсе скис. И дело даже не в том, что левой он владел хуже, чем правой, Дан не был человеком, и вечная проблема людей – разная степень владения руками – его ни в коей мере не касалась. Дело было в другом – обеими руками он держал меч не лучше, чем обычную палку. И краткосрочные тренировки почти не пошли ему на пользу.

Борис бежал, с усилием выдергивая ноги из песка, и чувствовал, что не успеет. На бегу он сорвал с пояса кинжал, метнул его – но лезвие, что вошло противнику Лигова в бок, ничуть, казалось, тому не повредило.

А в следующее мгновение Дан упал. Может быть, будь Борис хотя бы на пяток шагов ближе, аналитика еще можно было бы спасти. Но он не успел…

Чудовищным ударом секиры Борис отшвырнул «полковника». Тот покатился по песку, причем сразу в разных направлениях – сам налево, а начисто отсеченная рука вместе с изрядным куском туловища – направо. Следовало бы наклониться к Дану, посмотреть, что с ним… но Борис чувствовал – этому уже ничем не поможешь. Он резко повернулся ко второму – это лицо ни о чем ему не говорило. Хотя, возможно, что-то вполне конкретное говорило Лигову, ибо для каждого подобрали вполне определенных противников.

Да и в общем-то лицо врага Бориса нисколько не волновало. Волновало другое.

За те мгновения, пока Борис наносил удар и провожал взглядом отлетающее рассеченное тело, второй метаморф бросил на землю меч и рванул из-за спины арбалет. И теперь прямо в грудь Борису смотрел массивный наконечник арбалетной стрелы. То ли далатиане сознательно пользовались исключительно земными образцами оружия, то ли просто не знали в своей истории аналогичных предметов для устранения своих ближних, но арбалет выглядел очень даже привычно. И Борис совершенно точно знал, что этот болт без особого труда пробьет кирасу.

А еще он знал, что увернуться уже не успеет…

Краем глаза Петр успел заметить, как Борька рухнул на песок. «Как подрубленное дерево» – пришла на ум избитая донельзя ассоциация. Да, впрочем, было похоже. Дерево падает именно так – шумно, разом лишаясь величественности и силы, превращаясь из могучего лесного великана в безжизненное бревно, годное разве что на доски.

Метаморф спокойно перезаряжал арбалет. Нет особого стыда в том, чтобы проиграть битву… но уступить противнику, мало того, что вооруженному исконно земным оружием, да еще и владеющему им кое-как, – это было неприятно. Даже в том случае, если не вспоминать о ставках на этот бой.

Сам Петр готов был признать, что боец из него никакой. Уже появилась одышка, уже не раз он недобрым словом помянул лень, что стала привычной спутницей его жизни в последние годы, когда комфортный джип, уютный кабинет и кожаное кресло ставились вперед спорту или даже просто свежему воздуху и неспешной пешей прогулке. Теперь приходилось за это расплачиваться. Силы в руках хватало, а вот быстроты… да и выносливости тоже.

И еще он уже успел три раза пожалеть о своем выборе оружия. Да, возможно, меч в руках директора детективного агентства смотрелся бы еще хуже, и размахивал им он бы что той палкой… но с мечом шансы были. Без него – нет.

Может быть, именно потому, что противник Петра владел оружием хуже остальных, позволяло ему чувствовать себя относительно спокойно. И можно было наплевать на то, что этот противник до ужаса напоминает ему мать – высокую, ширококостную женщину, напрочь лишенную каких бы то ни было положительных качеств. Как внешне, так и внутренне. Неизвестно, чем руководствовался тот, кто выбирал для метаморфа именно эту личину, но он просчитался. Пусть на словах и в делах Петр всегда относился к матери именно так, как требовала того общественная мораль, то есть с сыновней почтительностью, мягкостью и готовностью оказать любую посильную помощь, на самом деле он не любил ее. Тому было достаточно причин, и каждая из них была не раз осмыслена, взвешена и подколота в дело.

Как бы там ни было, когда три года назад мать отошла в мир иной, Петр переживал очень даже искренне. Но сейчас, когда это лицо, казалось, ушедшее навсегда, вновь появилось на горизонте, он уже не испытывал того почтения, можно сказать, даже благоговения, которого от него, несомненно, ожидали далатиане. Возможно, он просто обладал куда более трезвым мышлением, чем большинство его более молодых спутников, и поэтому просто не ассоциировал маску с сущностью.

Однако справиться с противником, несмотря на решимость и готовность бить насмерть, ему никак не удавалось – и по причине довольно прозаической. Тяжелый шипастый шар, моментально бы выбивший дух из любого нормального человека, просто в очередной раз швырял метаморфа, несколько неуместно одетого в длинное темное платье, на землю… и спустя пару секунд тот преспокойно вставал и снова лез в бой.

Эти секунды, как правило, давали возможность оглядеться – и оценить обстановку в целом. Пока бой складывался в пользу людей, но потери были чудовищно велики, а нелепая гибель Бориса – от банальной арбалетной стрелы – подрывала силы землян, делая ситуацию угрожающей. Лишившись самого сильного бойца, люди оказались на грани провала, хотя и имели – пока – численное преимущество.

Трошин был наглухо связан боем. К тому же его явно ранили, и, похоже, довольно сильно. Во всяком случае, Сашкины атаки были уже совсем не столь точны и стремительны, как ранее, он слегка пошатывался, а его стальной сапог при каждом шаге оставлял на песке темный след.

Макс, Лика и Михаил, втроем, рубили в капусту огненноволосую девчушку, уже и забывшую о возможности нападения и ушедшую в глухую защиту, не приносящую ей особой пользы. Сложно сказать, как такое решение оценил бы капитан, но, с точки зрения Петра, идея была верная. Воспользовавшись численным преимуществом, эта троица, из которой лишь Лика твердо знала, за какой конец брать клинок, с одиночкой справится довольно быстро. Даже беглого взгляда хватило, чтобы понять – у рыжей нет ни малейшего шанса не то что уцелеть, а и хотя бы нанести тройке нападающих серьезный ущерб. Несколько малозначительных царапин, коими успел обзавестись и Макс, и Мишка, в счет не шли. А царапины были – Максим явно оберегал левую руку…

Петр понимал, что пока ему придется справляться одному. Когда эту красотку, столь похожую на настоящую Лику, превратят в фарш, тройка двинется на подмогу Александру. Тот все еще эффективно защищался, но на атаку у него, похоже, оставалось все меньше и меньше сил. А ему, Петру, достаются сразу двое – «мамочка» и тот странного вида урод с арбалетом. И с ним надо кончать в первую очередь.