Читать книгу "Бедный маленький мир - Марина Козлова"

– О господи, – простонала Доминика, – я даже не подозревала. И ты меня еще гладишь по голове и не… и не ненавидишь?

– Дура, – Санда поцеловала подругу в ухо, – я за тебя все время переживаю. Только ты не плачь, не плачь, пожалуйста, это же жизнь, ее формы и краски. А Зоран…

В тот момент с ней что-то произошло. Было тихо, в плечо сопела заплаканная Доминика, и вдруг Санда вспомнила, как губы Зорана перемещались по ее лицу от лба к шее, и сердце, которого она не чувствовала до сих пор, часто забилось в горле – под его губами, и стало совсем нечем дышать.

– Я сейчас, – сказала она тихой, как мышка, Доминике и ушла в гостиную. Взяла со стола свой мобильный телефон и трясущейся рукой, с трудом попадая по кнопкам, набрала номер, который, оказывается, никогда не забывала.

– Слушаю вас, – ответил незнакомый голос, ломкий, как будто принадлежал мальчику-подростку.

– Мне нужно найти полковника, – сказала она, не чувствуя под собой ног.

– Вы Санда?

Она чуть не выронила трубку, потому что никак не ожидала такого вопроса. Как будто все десять лет на странном стационарном белградском телефоне круглосуточный диспетчерский пост только и делал, что ждал ее звонка.

– Да, – прошептала она. – Я – Санда.

– Сейчас он вам позвонит.

Санда подняла глаза и увидела прямо перед лицом бледно-серебристый, как полная луна, циферблат напольных часов. Было ровно три часа ночи. Вместе с тихим боем часов зазвонил ее телефон, и она выдохнула в трубку:

– Да. Да, Зоран.

– Я люблю тебя, – сказал он близким, низким, уставшим голосом. – Я больше не могу.

* * *

Саша имел несчастье проследить за своими деньгами. Так – в изложении Зорана – началась эта печальная история, которая закончилась для него возле Бессарабки и уничтожила мою прежнюю простую и понятную жизнь.

Александр Иванович Владимиров, украинский олигарх, любитель Стругацких и Хармса и мой друг, имел одну простительную и вполне объяснимую слабость – его беспокоило все, что относилось к наращиванию интеллектуального потенциала страны. И он очень хотел сделать одну штуку.

Никто больше его не понимал, но тут нашелся человек, который хотел сделать точно такую же штуку. Он тоже считал, что Украине нужна своеобразная «Фабрика мысли». Ираклий был того же мнения. Их представили друг другу не где-нибудь, а в самых что ни на есть коридорах власти, познакомил их тогдашний вице-премьер по топливно-энергетической политике, которого Ираклий консультировал по нюансам стратегического планирования британцев в отношении азербайджанской нефти.

Доподлинно неизвестно, какими темпами развивалась их коммуникация и насколько неформально, но известно, что договоренность была следующей: Владимиров выступает единственным инвестором проекта украинской «Фабрики мысли», а исследовательские структуры Ираклия разрабатывают общую концепцию, содержательное наполнение, старт первых проектов, администрирование на запуске, организационную поддержку и хед-хантинг. Траншей было три. После первого Владимиров получил концепцию, после второго Ираклий привез его в новое отдельно стоящее здание на Гоголевской, в котором уже был оборудован конференц-зал с активными экранами и микрофонами, и еще продемонстрировал бесконечные квадратные метры новых «макинтошей» и мощных серверов, один из которых предназначался исключительно для кодирования и архивирования информации и мог вместить в себя десять – пятнадцать библиотек Конгресса США.

Как все люди, сделавшие свой основной капитал на промышленности, Саша Владимиров относился с большим пиететом к игрушкам постиндустриального мира и к тем, кто в них разбирается. Но наивным он не был. И попросил шефа своей службы безопасности, скромного неприметного седого дяденьку, которого все во владимировской империи называли дядя Гриша, проверить движение первых двух траншей, в сумме – около шести миллионов долларов. Предчувствие его не обмануло – со счета, открытого специально для проекта, деньги ушли на словацкую компанию «Иннал», следов которой дядя Гриша не обнаружил ни в Словакии, ни вообще нигде в мире.

Ираклий как будто растворился в воздухе, а через несколько дней Владимирову позвонил шапочно знакомый ему тогдашний заместитель главы Совета безопасности Украины, как бы вскользь вспомнил о Ходорковском, рассказал не имеющий отношения к делу анекдот и предложил сотрудничать с Ираклием и в дальнейшем. Саша понял, что наступил на вилы. Тактика государственного рэкета была ему знакома, и при всех его нечеловеческих усилиях по легалайзу, белым зарплатам и социальной ответственности неуязвимым он, конечно, не был. Поэтому Александр немедленно, буквально в пожарном порядке начал свое движение во власть, а ребята из дяди-Гришиного отдела нашли маму Ираклия, Леру Нотенадзе. И уже благодаря ей нашли Эккерта.

Спустя некоторое время ему снова позвонил высокопоставленный сотрудник СБУ и напомнил, что статью за экономические преступления еще никто не отменял. Потом рассказал дурацкий анекдот о ежиках и выразил готовность быть посредником – или, как он выразился, «медиатором» – при встрече Владимирова и Ираклия.

Сумма в шесть миллионов была для Александра не то чтобы большой, но принципиальной. Вынужденное общение с представителем силового ведомства заставило его почувствовать себя униженным и беззащитным, а из страны он уезжать не хотел. Совсем, категорически не хотел уезжать. Потому что ему нравилась (или, как говорила его дочка Ника, «перла») именно эта страна.

Поэтому Владимиров поблагодарил телефонного собеседника за приглашение и за анекдот, а от встречи отказался. Но заметил, что у него тоже есть с кем пообщаться по данному неприятному поводу, и лично он сделает все, чтобы большой бизнес обходил господина Куликова десятой дорогой. И еще добавил, что не надо его пугать Ходорковским. Девяностые пережили, пуганые.

– Неразумно, – обронил собеседник. – Очень недальновидно.

– Вот и все, – завершил рассказ Зоран. – Мне очень жаль, что я не успел. А на вас лица нет.

– Ежики… – обронил я. – Откуда вы знаете про ежиков? Такие подробности…

– Эккерт нас познакомил, – просто сказал он. – Я приехал к нему с тем же предложением, с каким пришел к Иванне. На старости лет Эккерт стал мягче, к тому же по-стариковски сочувствовал болеющему Стефану. Он сказал, что сворачивает проекты, потому что уже не видит в объединении особого смысла, кроме, возможно, символического. Еще он предупредил меня, что «фактор Ираклия» – его точные слова – может стать очень большой проблемой для всех, кто старается удерживать рациональность и баланс, и чтобы я был осторожен к нему. В то же время к Эккерту прилетел ваш друг, так что нам удалось поговорить.

Я ничего об этом не знал. Но я много чего не знал – олигарх Александр Иванович Владимиров не очень любил говорить о бизнесе, чувствовал себя по отношению к нему рабочим, а не поэтом, и какая-нибудь навороченная лебедка для паруса могла вызвать у него намного больше эмоций, чем запуск нового цеха листопроката.