Читать книгу "Умм, или Исида среди Неспасенных - Иэн Бэнкс"

Дед впился в нее глазами и выдавил:

– Жобелия…

После паузы он перевел взгляд на Софи и Рики, а потом уставился на Мораг, которая, сложив руки на груди, сидела на краешке учительского стола.

Стоя рядом с дедом, я шепнула:

– Разверни листок, дедушка.

– Это еще что? – Оправившись от первого потрясения, он гневно сверкнул глазами и побагровел. – Тебе, кажется, было ясно сказано…

Я положила руку ему на локоть и ровным тоном произнесла:

– Подожди, дедушка. Все изменилось. Посмотри на этот листок.

Нахмурив брови, он все же сделал то, что я просила.

Моей рукой на бумажке был выведен номер.

954024.

Я вдруг испугалась, что таким способом деда будет не пронять: слишком много воды утекло, кое-что просто забылось. И действительно, он с озадаченным видом, не говоря ни слова, разглядывал эту записку.

Черт побери, подумала я. Всего-навсего цепочка цифр. Утратившая для него всякий смысл. О чем я только думала? Видно, он не вспоминал этот номер все сорок пять лет и уж тем более не держал его перед глазами. Ай, Ай, какая же ты идиотка.

Это был личный армейский номер моего деда.

Мне показалось, прошла целая вечность. Но пока я кляла себя последними словами и соображала, как до него достучаться, он изменился в лице; злость мало-помалу отступила. Дед вдруг обмяк, будто из него выпустили воздух, но потом, сделав над собой усилие, расправил плечи. Однако глубокие морщины состарили его на добрых пять лет. У меня защипало в глазах; к горлу подступила дурнота.

Дед смотрел на меня широко раскрытыми, блестящими глазами. Он побледнел как полотно. Разжавшиеся пальцы выронили записку. Подняв ее с полу, я почувствовала, что деда качнуло, взяла его под руку и подвела к столу. Мораг подвинулась, и он опустился на край столешницы, опустив глаза и часто дыша.

Жобелия подхватила его под руку с другой стороны:

– Что с тобой, миленький? На тебе лица нет. Да и то сказать, стареем мы, верно?

Дед пожал ей пальцы, а потом обратился ко мне.

– Сделай одолжение… – Тут он обвел взглядом Мораг, Софи и Анджелу. – Вы нас извините?..

Он встал. Казалось, ему было невдомек, что он опирается на мою руку. Насупившись, он заглянул мне в лицо, как будто не мог припомнить, где мы встречались, и я перепугалась, что с ним сейчас случится удар или инфаркт, а может, и кое-что похуже. Но он произнес:

– Не откажешься немного пройтись?.. – и с усилием сделал шаг в сторону от стола.

Я держалась рядом. На пороге он обернулся:

– Еще раз просим нас извинить.

В вестибюле он помедлил – видимо, собирался с духом.

– Давай-ка сделаем кружок по саду.

– Кружок по саду, – повторила я. – Да, так будет лучше…

* * *

И мы с дедом в последних проблесках дневного света вышли в сад, где я открыла ему все, что узнала о его прошлом, рассказала, из каких источников мне это известно, и умолчала лишь о том, кто именно и каким образом подтолкнул меня к этим поискам. Я показала ему копию газетного очерка и предупредила, что второй экземпляр отправлен Иоланде для передачи ее поверенным. Время от времени дед рассеянно кивал.

Еще я сказала, что Аллан долгое время всех обманывал, а этого спускать нельзя. Дед не выразил ни особого возмущения, ни даже удивления.

В дальнем уголке регулярного сада, возле спуска к реке, у нас есть каменная скамья, откуда виден илистый берег, поросший кустарниками и тростником. За рекой тянутся поля, огороженные лесополосой, а еще дальше, в заоблачной дали, встает гряда холмов, уходящая к горизонту.

На мгновение дед спрятал лицо в ладони, и я подумала, что вот-вот услышу рыдания, но он с тяжелым вздохом опустил руки на колени и, повесив голову, стал разглядывать сбегающую к реке тропинку. Некоторое время я его не тревожила, а потом осторожно приобняла за плечи, готовая к тому, что он с негодованием отпрянет, сбросит мою руку и разразится гневной тирадой, но этого не произошло.

– Когда-то я совершил ошибку, – заговорил он вполголоса, без всякого выражения. – Одну-единственную ошибку, Исида; по глупости… В ту пору я был другим, не таким, как сейчас. Все последующие годы я старался… старался искупить свою вину… и у меня это получилось. Так я считаю.

Он говорил – и не мог остановиться. Я поглаживала его по спине и время от времени поощряла к продолжению. У меня по-прежнему мелькала мысль, как бы с ним не случился приступ, но, вообще говоря, даже не верилось, насколько легко далась мне эта беседа и до чего я дошла в своем цинизме. Я не стала спорить, когда он заявил, будто в жизни только и делал, что расплачивался за свое преступление. Мне нужно было выиграть время, чтобы сделать окончательный выбор – либо в пользу разрушительной правды, либо в пользу лжи во спасение.

Я ощущала себя этаким Самсоном, которому ничего не стоит сокрушить стены храма. Перед глазами возникли дети, ученики сестры Анджелы: имела ли я право обрушить камни нашей веры на их невинные головы? Наверное, нет, равно как и не вправе была решать, стоит ли воспитывать их по законам веры, которая зиждется на низменной лжи.

Можно было, конечно, поступить так, как делают очень многие: поставить во главу угла свои корыстные интересы… да только трудно представить, куда бы завел меня такой курс. С одной стороны, я все еще вынашивала планы мести: потрясти нашу веру до самого основания, употребить власть, настоящую власть, которая, как я теперь убедилась, сосредоточена у меня в руках, и направить ее против тех, кто причинял мне зло, а потом, наблюдая за разрухой и хаосом как бы отстраненно, с высоты своего положения, приготовиться собрать обломки, чтобы склеить их по-новому.

С другой стороны, я ужасалась собственным апокалиптическим замыслам и желала только одного: чтобы все, по возможности, вернулось на свои места, будто этой заварухи не было и в помине, но чтобы залогом моего прочного положения сделались знания и тайная власть, а не наивность и блаженное неведение.

А с третьей стороны, мне хотелось бежать прочь сломя голову.

Что же выбрать?

Дед наконец-то распрямил спину.

– Итак, – сказал он, повернувшись в сторону особняка. – Говори, Исида, чего ты хочешь.

Сидя на холодной каменной скамье, я и сама стала жесткой, бесчувственной и холодной, как камень.

– А как ты думаешь? – равнодушно ответила я вопросом на вопрос.

Он обратил на меня взгляд, полный муки, и я на мгновение почувствовала себя стервозной и мелочной.

– Не рассчитывай, что я уйду, – быстро проговорил он, рассматривая гравий под ногами. – Это было бы нечестно по отношению к нашим. Люди мне доверяют. Полагаются на мою силу. На мое слово. Мы не вправе их бросить. – Он стрельнул глазами в мою сторону.