Читать книгу "Анук, mon amour… - Виктория Платова"

Секретарю Ронни тоже ничего не известно о книге.

Но, может быть, кто-нибудь когда-нибудь принесет «ArsMoriendi» в букинистический? Два раза книга возвращалась в магазин, так почемубы не быть третьему?.. Я верю в это так же, как и в то, что крапивникиприлетят.

Но для этого мне нужен манок, пусть я и не знаю, как онвыглядит.

Маджонг утверждает, что манок – это маленькая дудка, похожаяна член. Или, во всяком случае, под член стилизованная.

– Почему именно под член, Маджонг? – Я вижусь сМаджонгом чаще, чем с кем бы то ни было. Вместе мы бьемся над «Minoritaire»,моим первым (после двух женских) парфюмом для мужчин. Его основа – серая амбра.

– Ну как же ты не понимаешь, рыло. Член – единственнаяштука, которая может привлечь что угодно.

– Привлекать членом – это эксгибиционизм.

– А я думал – естественное состояние человека… Нет, нудо чего ты скучный тип, рыло! Прямо какой-то Порки Пиг[63]честное слово. У тебя и приятелей-то нет, а? А если и есть – то это навернякакакой-нибудь лилипут из цирка. Или антиглобалист…

– Нет у меня никакого приятеля-лилипута… Иприятеля-антиглобалиста тоже.

– Да ладно тебе обижаться! Вечно ты не по теме жопуморщишь. И физиономия у тебя даже хуже, чем у Мэрилин Монро на прозекторскомстоле. И о чем ты все время думаешь, Ги?..

На птичьих рынках манки не продают.

Я нахожу его совершенно случайно – в лавке Али в Бельвиле. Яне был в ней больше полугода, но Али без труда вспоминает меня.

– Новые товары, сахиб. У нас много новых товаров… Есть,что выбрать.

Ассортимент лавки не выглядит кардинально изменившимся, всете же кальяны, чеканка и специи в больших мешках, Али продает их на вес.Добавилось лишь несколько ковров и черный, инкрустированный перламутромшахматный столик.

– Говорят, вы стали большим человеком, сахиб, – вголосе Али звучит подчеркнутое и немного приторное уважение.

– Кто говорит, Али?

– Все говорят. Я сам читал о вас в журнале, забылтолько, как он называется. Но я сразу вас узнал по фотографии.

Никогда бы не подумал, что Али читает французские журналы.Впрочем, и стопроцентным арабом Али больше не выглядит, в нем проглядываетчто-то неуловимо европейское. Да и вся его лавчонка больше не выглядитсакрально, такую коллекцию арабских и берберских раритетов мог легко собратькакой-нибудь любитель last minute shopping в любом североафриканском аэропорту.

– У меня есть кое-что для вас. Редкие специи, прямикомиз Марокко, и индийские тоже есть.

– В другой раз, Али. В другой раз.

– Хорошо, – легко соглашается Али. – Тогда,может быть, возьмете кальян? Очень старинный кальян, очень ценный, принадлежалсамому Ахмеду Аль-Мансуру…

Имя Ахмед Аль Мансур ни о чем мне не говорит. Впрочем, яостался бы равнодушным к кальяну, даже если бы он принадлежал самому пророкуМагомету.

– В другой раз, Али. В другой раз. Единственное, что якупил бы в этой бросовой лавчонке, – татуированные руки самого Али.

– Вам привет от Акрама, Али, – хорошо, что прежде,чем уйти, я вспомнил о песке, слетающем с таких же татуированных ладоней егобрата .

– От Акрама? – Али выглядит растерянным.

– Вашего брата.

– Но откуда вы знаете?..

– Мы встретились совершенно случайно. И он очень похожна вас.

– Случайно?

– Да. Он передавал вам привет.

– Разве вы были в Марракеше? – удивлению Али нетпредела. Странно, причем здесь какой-то Марракеш?

– Почему в Марракеше? Мы виделись здесь, в Париже.

– Этого не может быть, сахиб.

– Но ведь у вас есть брат Акрам, правда?

– У меня есть брат Акрам. Он делает татуировки.

– Такие, как у вас? Это он их сделал?

– Что вы, сахиб. Он делает татуировки хной, специальнодля туристов… Но вы не могли встретиться с ним.

– Тогда как бы я узнал о его существовании, если бы невстретился? – странное упрямство Али мне совершенно непонятно.

– Не знаю, сахиб.

– И потом… У него такой же рисунок на ладонях, как и увас. На ладонях и на пальцах. Разве я не прав?

– Вы не могли видеться с ним здесь, в Париже. Онникогда не был в Париже. Он вообще никогда не покидал Марокко. Никогда.

Али смотрит на меня с плохо скрываемым ужасом. В мои планывовсе не входило пугать лукавого торговца, нужно как-то выходить из положения.Оно не нравится и мне самому, но не до такой степени, чтобы признать, что нашас Акрамом встреча – бред воспаленного сознания.

– Ну хорошо. Я пошутил, Али. Я был в Марракеше ислучайно встретил Акрама. Он и правда похож на вас, и он сделал мне татуировкухной. Правда, она уже сошла.

Лгать доверчивому Али еще легче, чем Линн.

– А вы большой шутник, сахиб, – смех араба слишкомуж подобострастен. – Большой, большой шутник!

– А мне нравятся ваши татуировки, Али. Они самыенастоящие.

– Вы можете заходить в любое время, чтобы посмотреть наних. А если еще и что-нибудь купите – Али будет просто счастлив.

Не переставая смеяться, Али протягивает мне раскрытыеладони. Неизвестные мне буквы и символы на месте, части растительного орнамента– тоже. У Акрама я видел еще и птицу, и – кажется – морскую раковину, да и самрисунок менялся прямо у меня на глазах, Али же гораздо более консервативен. Неуспеваю я подумать об этом, как арабская (или финикийская? или хеттская?) вязьзакручивается спиралями и устремляется прямо к центру – синхронно на обеихруках; ее как будто всасывают в себя две воронки. На долю секунды ладони Аликажутся мне абсолютно чистыми, абсолютно девственными, – но только на долюсекунды. Две маленькие сверхновые взрываются снова, узор сменился.

JOB

Восхитительная латиница, точно такую же я видел на картине вбукинистическом. Все три буквы, собранные в одно библейское слово «JOB».

– Что здесь написано, Али? – я не слышусобственного голоса. – Что это может означать?

– Откуда же мне знать, сахиб.

– А кто знает?

– Кто написал, – Али снова хохочет, запрокинувголову, я вижу, как трясется его кадык. – Вот видите, я тоже умею шутить,сахиб.

– Да. Это точно.

От библейского «JOB» не осталось и следа, передо мной сновабуквы, похожие на символы, и символы, похожие на буквы, безмятежная арабскаявязь и такой же безмятежный орнамент, возможно, это изречения из Корана,возможно – что-то иное. Нет, Али, обмануть меня тебе не удастся. Возможно, ты исовершаешь утренний намаз, но твои руки поклоняются совсем другим святым.