Читать книгу "Если бы мы были злодеями - М. Л. Рио"

– Не слишком, – эхом повторяю я. – А Камило?

Не представляю, когда у них завязался роман, но, наверное, после Дня благодарения на четвертом курсе. Как же рассеянны мы были, что ничего не замечали.

Она улыбается мне слегка виновато.

– Он совсем не изменился. Спрашивает о тебе примерно каждые две недели.

В последующей короткой паузе я почти прощаю ее. Каждые две недели.

– Ты выйдешь за него? – спрашиваю я, отчаянно цепляясь за другую тему для разговора. – Вы ведь долго встречаетесь.

– Трудно сказать, – отвечает она. – А ты приедешь ради такого случая?

– Если Холиншед одобрит.

Это не настолько твердое обещание, какое бы ей хотелось услышать. Но другого она не получит. Джеймс умер, и сейчас я ни в чем не уверен.

Мы еще немного стоим бок о бок, не говоря ни слова.

– Поздно, – наконец говорит она. – Куда тебя отвезти? Имей в виду, ты можешь остаться с нами.

– Нет, спасибо, Пип. Подбрось меня до автобусной остановки.

Мы садимся в машину и едем в молчании.

Я десять лет не был в Чикаго. Я никогда толком не знал этот город, и требуется несколько больше времени, чем я рассчитывал, чтобы найти нужный адрес, который Филиппа неохотно черканула на клочке бумаги.

Вот и скромный, но элегантный особняк: умей он говорить, он бы непрестанно бормотал о деньгах, успехе и о том, чтобы его хозяев не беспокоили. Прежде чем постучаться, я долго стою на тротуаре, глядя вроде бы в окно спальни, где горит рассеянный белый свет.

Прошло семь лет с тех пор, как я видел ее в последний раз: тогда она навестила меня и сказала, что мне никого не обмануть. По крайней мере – не ее.

– И насчет того обрывка от рубашки, который ты спрятал в шкафчике… В ту ночь на тебе была точно другая рубашка, – сказала она тогда. – Мне следовало бы вспомнить это раньше.

Я вздыхаю как можно глубже (все равно кажется, что в легких не хватает воздуха) и стучу. Уже поздно, но она не спит. Пока я жду ее в темноте теплой летней ночи, я невольно задаюсь вопросом, предупредила ли ее Филиппа.

Когда она открывает дверь, глаза у нее на мокром месте. Она моргает и с размаху дает мне пощечину. Удар болезненный, и я принимаю его без протестов. Я заслуживаю худшего. Она удовлетворенно вздыхает, а затем широко открывает дверь, чтобы я мог войти.

Мередит так же идеальна, как мне помнится. Правда, ее волосы немного короче, и она носит чуть более свободную одежду.

Она разливает вино по бокалам, но мы не пьем. Мы сидим в гостиной: она – в кресле, а я – на диване. Мы беседуем уже несколько часов подряд. Хотим наверстать упущенное десятилетие неоговоренных вопросов.

– Мне жаль, – говорю я, когда наступает пауза, достаточно длинная для того, чтобы набраться храбрости. – Я не имею права спрашивать, но… то, что случилось между тобой и Джеймсом в классе Гвендолин, это когда-нибудь повторялось… за сценой?

Она кивает, не глядя на меня.

– Однажды. Сразу после того случая. Он выскочил из аудитории, я тоже, мы думали, что разойдемся в разные стороны, но затем я вошла в музыкальный класс. И вдруг наткнулась на него. Я бросилась к выходу, но он схватил меня, и мы просто…

Она умолкает. Продолжение их истории проносится в моей голове, словно нарезка кадров из фильма ужасов, всплывающая перед внутренним взором всякий раз, как закрываешь глаза.

Она. Он.

– Не знаю, что заставило нас поступить подобным образом. Я должна была понять, что между вами что-то есть, и понять не только это… Ведь он вдобавок ловко обвел тебя вокруг пальца… Но тогда я ничего не могла с собой поделать, хотя все закончилось, едва начавшись, – продолжает она. – Мы услышали чьи-то шаги и вроде как опомнились. Затем мы просто стояли в классе, и он спросил: «О чем ты думаешь?» Я ответила: «О том же, о чем и ты». Нам даже не нужно было называть твое имя.

Она хмурится, глядя в красное озерцо вина в своем бокале.

– Это был всего лишь поцелуй, но, боже, как мне стало больно, – добавляет она.

– Знаю, – отвечаю я без обиды.

Кто из нас мог бы считать себя меньшим грешником? Мы оказались мягкими и податливыми, как глина, и замешательство слепило из нас шедевр.

– Я подумала, что все кончено, – напряженно и неуверенно объясняет она. – Но в ночь вечеринки «Лира»… я поправляла макияж в ванной комнате. И вдруг почувствовала чью-то руку на талии и засмеялась, потому что решила сперва, что это ты. Но потом я увидела его – пьяного. Он говорил как сумасшедший. Я оттолкнула его и спросила: «Джеймс, что с тобой?» Он ответил: «Ты не поверишь, если я скажу». Он снова схватил меня, но жестко. Он причинил мне боль. «Ты – единственная, кто мог бы поверить, но к чему спорить? Что сделано, то сделано, и правосудие справедливо к нам обоим». Я так испугалась. Он был… не в себе. И тогда я поняла. Я вырвалась, но с трудом. Выбежала из Замка и направилась прямо к Колборну. И я хотела предупредить тебя, тогда… в коридоре, но боялась, что ты натворишь глупостей, поможешь ему сбежать в антракте. Вот так…

Ее голос затихает, она крутит бокал с вином, и я замечаю, что ее рука дрожит.

– Мередит, мне жаль, – говорю я. – Прости. Меня не волновало, что будет со мной, но мне следовало подумать о том, что будет с тобой.

Она бормочет, не поднимая головы:

– Есть одна вещь, которую я хочу узнать. Сейчас, Оливер.

– Все что угодно. – Я обязан ей ответить.

– Мы. Ты и я. Было в этом что-то настоящее или ты использовал нас обоих как прикрытие?.. Ты разыграл такую карту, чтобы избавить Джеймса от тюрьмы?

Она смотрит на меня своими темно-зелеными глазами, и мне становится дурно.

– Боже, Мередит, нет! Я и понятия не имел! Ты была настоящей. Иногда мне казалось, что, кроме тебя, в мире вообще нет ничего настоящего.

Она кивает, возможно, пытаясь поверить мне. Наступает тишина. Я чувствую, что она хочет задать мне последний вопрос, но колеблется. Она снова морщит лоб.

– Оливер, ты был влюблен в него? – говорит она.

Моя собственная пустота почти душит меня.

– Да, – признаюсь я.

После всего того времени, которое мы с Джеймсом провели вместе, когда нас швыряло из крайности в крайность, – после всплесков радости, сменяемой гневом и отчаянием… неужели влюбленность могла показаться кому-то (и мне самому) – странной?

Теперь я не удивляюсь, не смущаюсь и не стыжусь своих чувств.

– Да, был.

Но я не договариваю. Истина заключается в том, что я до сих пор влюблен в Джеймса. Но Мередит не спрашивала об этом.

– Да, конечно. – Она устало вздыхает. – Я знала и тогда, но притворялась, что вообще ни о чем не догадываюсь.