Читать книгу "Американская грязь - Дженин Камминс"

Не сбавляя шага, мигранты решили перекусить орехами и вяленым мясом. У аспиранта Николаса были также порционные металлические тюбики с какой-то протеиновой пастой. Она ужасно воняла и выглядела гадко, зато питала организм всякими полезными веществами, благодаря которым Николасу и вправду удавалось сохранять завидную энергию. В тот вечер он шагал прямо за Лидией и всю дорогу тихонько разговаривал. Она начала подозревать, что в пасте, помимо прочего, содержался кофеин.

– Что бы ни случилось, не ходите в Ариваку, – рассуждал Николас. – Будете умирать от жажды, местные не помогут, зато усядутся в шезлонг и будут наблюдать за вашими мучениями со стаканчиком прохладного лимонада.

– Ладно уж, не так все плохо, – впереди послышался голос Шакала. – В Ариваке есть и хорошие люди. Жизнь – штука сложная, особенно когда приходится выживать у самой границы.

Николас вскинул свои невероятные брови. Аривака – крошечный, захолустный городок, в котором едва набралось бы семь сотен человек; до ближайшего населенного пункта – сорок пять минут езды по пустой дороге. И тем не менее, как и многие другие жители Южной Аризоны, Николас представлял себе Ариваку совершенно определенным образом – как нищий и безжалостный аванпост, где несколько лет назад народные ополченцы-мстители убили девятилетнюю девочку и ее отца, а потом попытались свалить вину на нелегальных мигрантов. Полагая, что страшилка о кровожадной банде нелегалов подтолкнет напуганных жителей к решительным действиям, преступники ворвались в дом Флоресов и выстрелили маленькой Брисении в голову. В момент убийства девочка сидела на диване в бирюзовых пижамных штанах; ее ногти были накрашены красным лаком. Николас – молодой человек либеральных взглядов – никогда не бывал в Ариваке и потому не знал, какой невыносимый позор по-прежнему нависал над всеми жителями городка. Николасу никогда не приходилось присутствовать при столь варварском преступлении, которое раскалывает жизнь очевидцев пополам, выворачивая наизнанку все, во что ты раньше верил. Проще говоря, мир Николаса никогда не выворачивался наизнанку.

Вот почему он понятия не имел, что в подобных местах работает особая разновидность третьего закона Ньютона: на всякое греховное действие всегда найдется равное по силе искупительное противодействие. В любом случае спорить не имело смысла. Лидия не собиралась идти в Ариваку, где единственный выход – это сдаться и попросить о помощи. Нет, они с сыном доберутся до Тусона и будут в безопасности.

Следующие три часа пути миновали без происшествий; Лидия с удивлением наблюдала, как в мир после дневной побелки возвращаются привычные цвета. Наступил момент, пожалуй, даже больше чем просто момент – отрезок времени длиной минут пятнадцать, когда пустыня неожиданно превратилась в самое лучшее место на земле. Температура воздуха, освещение, краски – все казалось безупречным и застыло на грани коллапса, словно вагонетка на американских горках, слегка постукивающая колесами, прежде чем сорваться с вершины в пропасть. День клонился к закату, и Лидия чувствовала, как кожа постепенно выпускает наружу жар. Впереди на плечах сына подпрыгивал рюкзак. Впервые с тех пор, как она поставила на стол запотевший бокал ледяной «Паломы», Лидия ощутила надежду: возможно, им все-таки удастся выжить. То был странный прилив какого-то чувства, похожего на опьянение. А потом с неба вдруг спустились мрак и холод. Вторая ночь обещала быть холоднее первой, и от этой неожиданной зябкости все пятнадцать мигрантов, не сговариваясь, прибавили ходу. Под ногами вздымалась и опускалась земля, щербатая от каменистой россыпи и нор невидимых зверей. Лидия молилась, чтобы никто не упал. Заметив, что сестры держались необычайно тихо, она переживала о том, как бы они не лишились последних сил – с учетом всех пережитых накануне мучений. Молилась Лидия и за здоровье ног – Луки, шагавшего в новых ботинках, Соледад, Ребеки и своих собственных. Она повторяла про себя: «Господи, пусть наши ноги будут сильными и без мозолей. И пусть ступают только там, где предназначено ступать человеческой ноге».

Шакал двигался в быстром темпе. Место встречи располагалось всего в десяти милях от границы, если считать напрямую, однако путь этот пролегал по одной из самых трудных областей на всей территории Северной Америки; кое-где перепады высот достигали отметки в две тысячи метров. Маршрут, рассчитанный на два с половиной дня, петлял среди непроходимых участков пустыни, минуя несколько резервуаров с питьевой водой (на случай, если жажда станет невыносимой), и при этом избегал туристических троп и путей под наблюдением пограничников. В конечной точке текущего броска, перед самым рассветом, когда группа встанет на привал в пещере в нескольких милях к западу от Тумакакори-Кармен, штат Аризона, самая сложная часть маршрута будет уже позади. Но мигранты об этом пока не знали. Они не знали практически ничего, потому что Шакалу нравилось держать подробности похода в тайне. Если что-то пойдет не так, если кто-то свернет с дороги, потеряется и будет пойман, последнее, чего хотелось бы койоту, – чтобы этот человек выдал пограничной службе все его секреты. Участникам похода нужно было знать лишь одно: в пустыне всегда ведет Шакал, все остальные идут следом. И действуют строго по команде. Если внимательно слушать, выполнять приказы и проявлять упорство, Шакал позаботится о том, чтобы все кончилось хорошо. Завтра ночью все мигранты приятно удивятся, когда поймут, что всего за каких-то несколько часов преодолели финальный участок пути. Все обрадуются, когда заметят впереди огни лагеря и два жилых автофургона, что отвезут их по расхлябанному бездорожью на гладкое северное шоссе, о котором все так долго мечтали. А дальше – очень ровная и очень широкая трасса под номером 19. По пути им встретится КПП пограничной службы, но каждую неделю в течение определенного периода времени там нет ни единой живой души. Хорошая новость заключалась в том, что Шакал путем обмена денежных средств на проверенную информацию установил начало этого периода, а также точную его продолжительность.

Следующие сорок пять минут они проведут в дороге, на другом конце которой их ждет оптимистичная безликость пригородной Аризоны. До нее уже, считай, было рукой подать. И ни один из мигрантов даже не догадывался, насколько близко подошел к заветной цели. Ну а пока что вот они, на пятом часу изнурительной вылазки, спускаются по черному склону в очередной безымянный каньон и чувствуют, как с каждым новым шагом из-под ног предательски ускользает присыпанная гравием земля и как их душевные силы все больше истощаются вслед за физическими; вот они, и вдруг на небе – от края до края гигантская трещина, а следом – тропический ливень. В ту же секунду все испытали потрясение; даже Николас и Шакал, имевшие при себе дождевики, промокли насквозь до того, как успели их накинуть. Ноги мигрантов будто сами рвались в укрытие, но спустя несколько минут это наваждение все-таки удалось побороть; группа вернулась в прежний ритм и продолжила путь сквозь дождевую завесу.

Джинсы Луки намокли и потяжелели; теперь во время ходьбы ему приходилось широко расставлять ноги, потому что мокрая ткань натирала между ног сзади, чуть выше левого бедра. Он был рад новым ботинкам и тому, что по настоянию Мами два дня разнашивал их в квартире. Как же здорово, что в тот момент он решил не спорить и не жаловаться, хотя такие поползновения были. Но даже с учетом дополнительной практики с каждым новым шагом Лука ощущал растущее неудобство в одной точке размером с игольное ушко, которая располагалась на его левой пятке. Поначалу он старался не обращать на нее внимания. А потом обратился к ней напрямую. Сказал, что никакая боль – тем более столь жалкая и незначительная – не сумеет остановить его на пути к цели. Сказал, что вытерпит даже стократную боль и глазом не моргнет. Ведь он – Лука! Мальчик, у которого убили всю семью! Его уже не остановишь!