Читать книгу "Контур человека: мир под столом - Мария Аверина"

И тогда однажды я подглядела, какие цифры набирает Бабушка, узнавая точное время. Их было всего три, я смогла запомнить. Дождавшись, когда она побежала к Зинаиде Степановне за солью, я с важным видом подошла к телефону и, глядя на себя в зеркало платяного шкафа, медленно, со вкусом набрала «100». Женский металлический голос честно сообщил мне какие-то цифры, и в принципе, трубку можно было бы и положить, как вдруг через крохотную паузу вкрадчивый мужской голос проникновенно мне что-то стал рассказывать, приветливо заключив свою речь «АО МММ».

Имя этого человека мне показалось странным. Я набрала еще раз. Эффект тот же. Но время пребывания у аппарата и разглядывания себя в зеркале – идет ли мне телефонная трубка? – сильно продлилось. На следующий день я повторила свой опыт – мужчина был так же приветлив. А вскоре я уже перестала обращать внимание на свое отражение, ибо мы с ним сильно подружились, и этому моему таинственному «АО МММ» я начала поверять все свои маленькие тайны. Пока голос вещал мне про какие-то преимущества, я сообщала ему, где какой закопала «секретик», во что мы играли в детском саду, пока нас не видела воспитательница, или куда я перепрятала желтую бусину из Бабушкиной шкатулки. Я жаловалась на взрослых, если они меня наказывали, сообщала, когда приедет мама или что я хочу заказать на Новый год Деду Морозу. И он никогда не перебивал меня, не говорил: «Ну, хватит болтать ерунду!» Нужно было просто переждать, пока он выскажется, представится «АО МММ» – и говори – не хочу.

Кроме того, мне немножко льстило, что мой таинственный друг появляется в телевизоре. Не сам, конечно, а его имя. И поэтому всякий раз, когда с экрана звучало «АО МММ», я мысленно говорила ему: «Здравствуйте!» Нравилось мне и то, что у моего друга был хороший вкус. Все его друзья, которых он нам представлял по телевизору, жили в абсолютно белой и совершенно пустой квартире. Убирать свою комнату, вытирать в ней стремительно скапливающуюся пыль для меня было крайне мучительно. Пока поднимешь все игрушки – а они так правильно и хорошо сидели и стояли! – пока перетрешь все закоулки, пока помоешь пол – а там уж и не вспомнишь, где что стояло. Поэтому я решила, что когда вырасту, то у меня обязательно будет точно такая же пустая комната, чтобы не тратить столько драгоценного времени на уборку. К тому же еще и занимательно: не разберешь, где верх, где низ, и кажется, что живешь, например, на потолке и можешь ходить вокруг люстры!

И вот теперь, стоя на «лестнице-чудеснице» и горделиво оглядывая людей, я была переполнена тем, что у меня такой благородный, щедрый и могущественный друг! Особое же удовольствие мне доставляло сознание, что о нашей дружбе никто, кроме меня, не знает!

К слову сказать, ехать в гости к Тете Тамаре мне и хотелось, и не хотелось. С одной стороны, я никогда не уходила от нее с пустыми руками: пока старинные подружки за кофе обсуждали свои дела, мне обычно выставлялась огромная коробка с разнообразными лоскутками, обрезками тесьмы и шнура и разрешение выбрать оттуда все, что мне понравится. Поэтому после каждого такого визита мои игрушки получали вполне серьезное обновление гардероба, что, конечно, не могло не радовать.

Но с другой стороны… Дело в том, что Тетя Тамара жила в коммунальной квартире, где занимала две комнаты из пяти. Три остальные принадлежали милейшей Тете Але и ее дочери Варваре. Именно существование последней и портило мне предвкушение копания в цветных тряпочках и неограниченного потребления конфет, на которое Бабушка «в гостях» почему-то закрывала глаза.

Тетю Варвару я боялась как огня.

Надо вам заметить, что Тетя Варвара была необыкновенно красивой женщиной. Рослая, статная, с длинными темными, гладко зачесанными, уложенными в тяжелый узел блестящими волосами, гармонично сложенная – с узкими плечами, хорошо обозначенной талией и широкими округлыми бедрами, – она реально производила впечатление ожившей античной статуи из книжки Куна «Легенды и мифы Древней Греции». При всей массивности руки ее были маленькими и изящными, что особенно подчеркивала тоненькая золотая цепочка, всегда обвивавшая правое запястье. Носила она длинные, «в талию», темные платья или кофты с юбками «в пол», из-под подола которых кокетливо выставлялся носок небольшой туфли. Степенная, вальяжная, она никогда никуда не торопилась, и, глядя на нее, я начинала понимать загадочное сказочное выражение «выступает, будто пава». Идеально правильный овал лица, мраморной белизны кожа, изящной формы «бантиком» четко очерченные вишнево‐карминные губы, небольшой прямой нос и очень высокий бледный лоб дополняли впечатление греческой классики.

Но красота эта была какой-то грандиозной, масштабной, давящей – в ее присутствии мне всегда почему-то становилось душно, тоскливо и страшно. Может быть, потому, что на бледном лице Тети Варвары, там, где должны были бы располагаться глаза, зияли огромные таинственные темные провалы! Вот уж о ком точно, как об умевшей превращаться в корову жене Зевса Гере, можно было сказать: «волоокая»! Излишне глубоко посаженные ее миндалевидные, с большими, как у лани, выпуклыми веками очи всегда, при любом освещении, были обведены синевато-серовато-фиолетовыми овальными тенями, что вместе с нависающими с тяжелого лба «писаными», словно по циркулю проведенными природно-тонкими бровями, придавало ее взгляду исподлобья какую-то мистическую силу, тяжелую, потаенную и точно недобрую. Наверное, поэтому, встретившись с Тетей Варварой в коммунальном коридоре, я сжималась в комочек и всегда хотела мышонком проскользнуть мимо нее, только бы она меня не заметила.

Самое удивительное, что, вероятно, такие же ощущения были не только у меня! Ибо первым же вопросом Бабушки, заданным свистящим шепотом, когда на два наших коротких звонка ее подруга открыла высоченную тяжелую двустворчатую входную дверь, был:

– Твоя-то дома?

– Дома, проходи скорее! – пугливо пробормотала Тетя Тамара и, судорожно оглянувшись, стремительно юркнула в крайний ко входу дверной проем.

Первое, на что мы наткнулись войдя, был огромных размеров платяной шкаф, весомо и авторитетно перегораживавший комнату поперек.

– О господи! – от неожиданности шарахнулась Бабушка.

– Да, да, да, да, да! – все так же шепотом затараторила Тетя Тамара. – Я была вынуждена его развернуть. Ко мне очень разные клиенты на примерку приходят… А она же круглосуточно подслушивает и подглядывает в замочную скважину!

За шкафом пространство словно бы с облегчением вырывалось на свободу, разгоняясь до самого окна узкой и необыкновенно длинной комнатой. Эту бесконечную протяженность не могли скрасть ни кушетка, накрытая узорчатым, стекавшим со стены ковром с разбросанными по нему разноцветными и разноразмерными подушками, ни стоящий по центру круглый небольшой столик под кружевной скатертью, вокруг которого уютно водили хоровод хрупкие венские стулья. Беспредельность не усмиряли ни узкая старинная дубовая зеркальная «горка» с красиво расставленной посудой, ни этажерка с книгами, ни стоявшее прямо на полу гигантское зеркало «в рост» в тяжелом деревянном окладе. Высоченный потолок, на котором трехрогая люстра на длинной ноге казалась игрушечной, нивелировал все попытки обустроить, обжить и очеловечить этот большущий пенал. Стремительный разбег взгляда еще цеплялся на минуту за кривую деревянную раму колоссального окна, занавешенного такой же, как скатерть, самовязаной кружевной шторой, но тут же вырывался в необъятный простор летнего бездонного неба – как-никак квартира была на восьмом этаже, а сам дом стоял на взгорке.