Читать книгу "Эта смертельная спираль - Эмили Сувада"

– Ты не сможешь остановить это, Катарина.

Голос Лаклана доносится издалека, как что-то незначительное. И я игнорирую его. Десятки файлов вспыхивают перед глазами, образуя стену. Одного взгляда на каждый из них достаточно, чтобы понять, что в нем содержится, и я старательно выбираю из них циклы и подфункции. Строки кода поднимаются, как дым от костра. Одной мысли достаточно, чтобы объединить логические блоки, которые затем добавляются к алгоритму, растянувшемуся в бесконечном виртуальном пространстве.

Новый вирус с только что созданным разрушительным кодом появился в моей голове, и я орудую им словно ножом, вонзая в сердце генкита.

Сетевая защита рассыпается. Это оказалось слишком просто. Лаклан сдерживал меня все это время. Гипергенез не только останавливал меня от изучения собственной ДНК, но и от превращения в это. В девушку, которой я была раньше. Слишком острый и слишком мощный ум, чтобы его контролировать. Конечно же, он дал мне свой интеллект.

Но это была его самая большая ошибка.

Защита генкита осыпается, как высохшая краска, открывая безупречный и структурированный программный код в сердце машины. Строки мигают перед глазами как нити в многомерной паутине, которая раскинулась везде, куда только не кинешь взгляд. Некоторые из них черные, другие белые, но есть еще серебряные и желтые. И каждая из них выполняет разные задачи в памяти генкита. Вдалеке пульсирует нить зловещего, пылающего, оранжевого цвета, и я сразу понимаю, что именно ее мне и нужно сломать.

Это спутниковая связь, передающая сигнал Лаклана на башню «Хоумстэйка», и она мигает от постоянного потока информации. Я приближаюсь к нему, отскакивая от блоков памяти, как камушек от глади озера.

– Что ты делаешь? – кричит Лаклан, его голос едва слышен сквозь волны кода, по которым несусь я.

– Я остановлю тебя, – шепчу я.

Отследив нить до порта связи, я запускаю в ее сердцевину каждую атаку, каждый кусочек вредоносного кода, который могу вспомнить. Скачки напряжения. Логическая бомба[34]. Каждую строчку своего арсенала, который я собирала с детства.

– Ты дал мне свой интеллект, – говорю я, когда оранжевая нить плавится и шипит. – И, возможно, это было не такой уж и хорошей идеей.

– Ты не остановишь это, Катарина. – Голос Лаклана звучит слишком спокойно. – Алгоритм соединен с ядром машины. Его взлом запустит процедуру самоуничтожения.

Я замираю. Он прав. У основания светящейся оранжевой нити виднеется белая паутина, которой она примотана к блоку питания генкита. Разрыв соединения приведет к активации процедуры самоуничтожения. Примерно тот же принцип я использовала в «Хоумстэйке», только эта машина в сотню раз мощнее. Его взрыв разнесет половину комнаты. А моя раненая нога не позволит мне сбежать.

Это убьет нас обоих в мгновение ока.

Лицо Коула мелькает перед глазами. Он только вернулся в мою жизнь. У нас может быть будущее. И мне не хочется умирать. Но в глубине души я знаю, что должна сделать.

– Ты думаешь, мы животные, – говорю я, погружаясь в архитектуру генкита. – Думаешь, что нами управляют инстинкты, а мы лишь результат соединения генов. Но ты ошибаешься. Я уже сталкивалась со смертью и больше не боюсь ее. И я готова умереть, чтобы остановить тебя.

Как только сигнал с «Хоумстэйком» разрывается, я моргаю и возвращаюсь обратно в комнату. Лаклан смотрит на меня налитыми кровью глазами, которые переполнены чем-то похожим на гордость.

– Прости, отец, – выдыхаю я.

Дверь в коридор распахивается, а генкиты, выстроившиеся вдоль стены, разлетаются на куски.

Глава 48

Потребовалось шесть шприцев, чтобы остановить кровь, которая текла из ран Коула, появившихся из-за того, что он прикрыл меня своим телом, когда генкиты взорвались. Его спина располосована до ребер с титановой решеткой, и я до крови разрезала руки, пока вытаскивала осколки стекла и металла из его плоти. Леобен подключил к нему капельницы с физраствором, но в конце концов заменил его собственной кровью.

Сердце Коула останавливалось дважды. Но через час его состояние стабилизировалось, и мы с Леобеном с облегчением смотрим друг на друга над серебристой кожей спины Коула.

Мы все в крови, а наши тела дрожат. Бледные и измученные.

Брат и сестра.

Живые.

Мы не успели спасти Лаклана. Его изрешеченный осколками труп лежит в стоматологическом кресле. Я видела, как угасал свет в его глазах, и слышала его последний вздох, пока реанимировала Коула.

И, кажется, Лаклан улыбался.

Как только появляется возможность, мы выносим Коула на улицу, потому что нам безумно хочется выбраться из тюрьмы, в которой прошло наше детство. Мы с Леобеном приносим бревна из леса, чтобы развести костер, и укладываем Коула неподалеку, чтобы он мог согреться. Я вытягиваюсь рядом с ним, чтобы отслеживать его жизненные показатели, пока его исцеляющие технологии не начнут работать.

Через несколько часов солнце опускается за горизонт, а первые звезды появляются на синем небе. Дыхание Коула стабильное, он все еще спит на матрасе, разложенном на земле, а его лицо освещают танцующие языки костра. Его спина испещрена серебристыми прожилками, и сейчас там больше наносетки, чем кожи, но мне все равно. Я лишь хочу, чтобы он поправился.

Прождав некоторое время, Леобен отправляется на охоту. Он говорит, что ему просто необходимо убить кого-нибудь, и я его понимаю. Мы только что потеряли человека, который в каком-то смысле был нашим отцом. Мы росли как заключенные и подопытные его экспериментов, но Лаклан также воспитывал нас. Воспоминания о детстве, все еще разрозненные – оборванные моменты и обрывки разговоров, – бессмысленно дрейфуют в моей голове. Но я знаю, что в глубине души заботилась о нем в детстве, несмотря на все то, что он сделал. И там, куда когда-то падала его тень, теперь пустота, и я еще не знаю, как перестроить свои эмоции, чтобы заполнить это пространство.

Леобен ушел, а я уже несколько часов сижу, привалившись спиной к одной из шин джипа, и просто смотрю на пламя – то ли впала в оцепенение, то ли шокирована. Мне кажется, если я позволю себе что-то почувствовать, то тут же провалюсь в пропасть внутри себя и уже не смогу выбраться. Или, может, буду в порядке. Холодная и бесстрастная, как Лаклан. Не знаю даже, что хуже.

Огонь потрескивает, а руки Коула дергаются во сне. Он переворачивается на бок и прижимается ко мне. Его кожа теплая и румяная. И мне приходится собрать все силы, чтобы не убрать в стороны его руки и не впиться ногтями ему в грудь, целуя нежную кожу под подбородком, где не растет щетина. Он еще не знает о том, что Лаклан сказал мне. Насчет моего мозга.

Да я и сама не знаю, как к этому относиться.