Читать книгу "Коридоры власти - Чарльз Сноу"

С Эллен она так и не подружилась. Отчасти из-за сочувствия к Каро, отчасти (этой мыслью я забавляюсь наедине с собой) потому, что на самом деле Эллен и Маргарет очень похожи характерами. Обе деятельны, обе способны на сильные чувства, обе нуждаются во всепоглощающей привязанности. Эллен, впрочем, лишена непосредственности, с детства усвоенной Маргарет.

— Она однолюбка, — заметила как-то Маргарет с усмешкой, которую тут же подавила. — Причем до такой степени, что сил даже на дружбу не остается. Мне бы на месте Роджера было жутковато — такое принимать. А он ничего, принимает. Наверно, на этом их отношения и держатся.

Кстати, а где моя Маргарет? Я оставил Луфкина, вышел из душной, сияющей бриллиантами и канделябрами гостиной на балкон. Маргарет была там, с ней еще несколько человек, Фрэнсис Гетлифф в их числе. Я отвел ее в сторонку. Новость, выданная Луфкином, возымела странное действие — будто на меня нахлынули воспоминания, то ли горькие, то ли счастливые. Я должен был поделиться с Маргарет.

Она выслушала, бросила взгляд на ослепительную гостиную. Она прежде меня поняла, что рассказываю я не о Луфкине или Худе, но о провале Роджера и всех, кто был с ним заодно. На самом деле я говорил о том, что мы пытались — и не сумели — свершить.

— Ты прав, — констатировала Маргарет. — Нам нужна победа.

Маргарет была настроена оптимистически. Опять бросила взгляд на гостиную. Как и я некоторое время назад, подумала: «Ничего не изменилось». Повторила:

— Нам нужна победа.

Она не собиралась сдаваться, и мне не позволяла.

Приблизился Фрэнсис Гетлифф. На секунду мы с Маргарет неловко замолчали, будто только что сплетничали о нем. Фрэнсис больше не с нами. Фрэнсис сдался. Нет, не изменил своим убеждениям — просто устал, уверился, что не выдержит дальнейшей борьбы. Обосновался в Кембридже, отдался научным исследованиям. Даже сегодня успел изложить новую идею, да с юношеским пылом.

Поражение, пережитое вместе, думал я, влияет на дружбу ничуть не менее пагубно, чем изначальное несходство взглядов. Мы с Фрэнсисом дружим тридцать лет, но удельный вес душевности, исчезнувшей из наших с ним отношений, практически равен этому же показателю, исчезнувшему из моих отношений с Дугласом. Невелика потеря, с учетом того факта, что мы выкарабкались; невелика, но невосполнима.

Мы стали говорить о колледже, о Кембридже. Прошлись по балкону. Над садом, над крышами низко висело небо. Городские огни — свидетельства, что Лондон не спит — вязли в небе, небо было напитано ими, отражало их, возвращало Лондону. Разговор перекинулся на детей, стал живее — мы были старые приятели, обрастали семьями на глазах друг у друга. Мысли о борьбе, и даже о причинах ее, постепенно улетучивались. Мы говорили о наших детях, мы на них радовались. Единственная загадка — Пенелопа. Она и Артур Плимптон оба в Штатах; оба создали семьи — каждый свою. Фрэнсис улыбнулся, как Дон Кихот при осознании, что перед ним — мельницы.

Под прекрасным небом Лондона мы говорили о детях, об их будущем. Говорили так, словно будущее наших детей — легко, приятно и безопасно, словно мы всегда будем на них радоваться.