Читать книгу "Дьявол против кардинала - Екатерина Глаголева"

Сегье вышел вперед и откашлялся. Он был смущен и не знал, как себя держать. Свою речь он произнес, запинаясь и заикаясь, чем доставил собравшимся несколько приятных минут. Суть ее сводилась к тому, что герцог Орлеанский и принц Конде отказываются от участия в управлении государством, уступая всю полноту регентства Анне Австрийской — «добродетельной и мудрой государыне». Услышав эти слова, Анна вспомнила, как волосатая рука протянулась к ее корсажу за тайным письмом, и не смогла сдержать злорадной улыбки.

Обратившись, в свою очередь, к членам Парламента, она просила не оставить ее и сына мудрым советом. Эти слова очень понравились магистратам, натерпевшимся унижений от Ришелье. Председатель Парламента произнес цветистую речь, заявив, что после многих лет невзгод период регентства откроет для народов Франции эру мира и процветания. На этом он не остановился и принялся клеймить ненавистную тиранию, оставшуюся в прошлом — в том времени, когда Парламенту затыкали рот…. Анна смолчала, но поклялась себе этого не забыть.

Королева покинула здание Парламента, получив в свои руки «свободное, полное и безраздельное управление делами государства с помощью избираемых ею честных и опытных людей». Вопрос теперь был в том, кого же она изберет. В главные министры прочили епископа Бове — священника, состоявшего при ее особе и поддерживавшего ее в трудные дни перед смертью короля. Тогда регентство действительно станет эрой процветания и благоденствия — помыкать красивой куклой и «ослом в митре» будет несложно.

Анна объявила свое решение вечером: первым министром и главой своего Совета она назначает кардинала Мазарини. Такого ошеломления придворные не испытывали со времен Дня одураченных.

Герцогине де Шеврез хотелось выпрыгнуть из кареты, вскочить на коня и скорее мчаться вперед — туда, где ждала ее Франция. Но это было бы неприлично: за ее экипажем растянулась вереница из двадцати карет — вся брюссельская знать составила ее эскорт. Александр де Кампьон понимал ее нетерпение; он ласково поглаживал ее руку, и она благодарно пожимала его руку в ответ.

Во всех французских городах поезду герцогини салютовали гарнизоны — так распорядился Мазарини. В Перонне ее встретил герцог де Шон, увидал ее спутника — и шутливо погрозил пальцем. В Руа ее ждали принц де Марсильяк и Монтегю.

Мари обрадовалась, увидев Марсильяка, который, правда, теперь уже именовался герцогом де Ларошфуко.

— Ну, расскажите же мне скорей, как теперь в Париже? Все, должно быть, сильно переменилось?

Ей было трудно усидеть на месте; она вскакивала с кресла, делала несколько шагов и снова садилась, обмахиваясь веером.

— Да, перемены большие, — с нажимом сказал Ларошфуко, — так что не удивляйтесь.

По его тону Мари почувствовала, что он собирается рассказать ей не самые приятные вещи. «Ну же, ну?» — молил ее встревоженный взгляд.

— Видите ли, ваш супруг в большой чести, и он, памятуя о вашей дружбе с ее величеством, был удивлен, что она не торопится пригласить вас вернуться. Я взял на себя смелость прямо спросить об этом королеву…

— Что же она вам ответила? — пролепетала Мари замирающим голосом.

— Она сказала: «Я по-прежнему люблю Мари, но, более не питая склонности к развлечениям, связавшим нас в юности, боюсь, что она найдет меня переменившейся. К тому же я по опыту знаю, насколько госпожа де Шеврез способна нарушить покой моего правления…»

Герцогиня снова вскочила; веер затрепетал в ее руке. Боже мой, и это говорит Анна! Но почему? Что произошло? Нет, скорее в Париж, она должна увидеть королеву, поговорить с ней!

Герцог де Шеврез ожидал жену в Версине. Он чопорно поклонился, но она от избытка чувств обхватила его руками за шею и поцеловала со слезами радости на глазах. И вот уже они въезжают в Париж через предместье Сен-Мартен; пересекли улицу Сент-Оноре, миновали темную громаду Лувра — они дома! Шарлотта бросилась вниз по лестнице навстречу матери; забегали слуги с канделябрами; в столовой спешно расставляли приборы к ужину. На следующий день, четырнадцатого июня, дом на улице Сен-Тома-дю-Лувр заполонила толпа придворных, явившихся на всякий случай засвидетельствовать свое почтение близкой подруге королевы.

Мари улыбалась, отвечала на поклоны и учтивые слова, но сама вся дрожала от напряженного ожидания. Наконец, посланный ею в Лувр слуга принес ответ: ее величество готова ее принять.

Герцогиня испытала смешанные чувства, поднимаясь на второй этаж. Здесь все было прежним — и в то же время новым, незнакомым. Та же лестница, те же покои, украшенные деревянной резьбой, но другие лица, новые люди, скользящие по ней безразличным взглядом.

Анна приняла ее в спальне, сидя в глубоком, покойном кресле. Едва войдя, Мари чуть не попятилась: за креслом маячила красная сутана. Впрочем, Мазарини поспешно вышел вперед и приветствовал герцогиню изысканным комплиментом. Мари ожидала, что он уйдет и оставит их одних, но кардинал преспокойно вернулся на свое место.

Мари сразу почувствовала себя скованно. Анна выжидательно смотрела на нее, но слова застряли в горле, и герцогине с трудом удалось выдавить из себя несколько фраз.

— Я рада, что вы вернулись, — сказала Анна, поглаживая беленькую собачку, дремавшую у нее на коленях. — К сожалению, все должности при дворе сейчас заняты. Поживите пока за городом. Скажем, в Дампьере. Это ведь недалеко. Мы сможем часто видеться.

У Мари даже во рту пересохло. Что это значит? Неужели Анна и вправду считает ее смутьянкой, преступницей? А как же прошлое, их тайные встречи, переписка, разговоры, планы?

— Всей Европе известно, что меня преследовали за любовь к вашему величеству, — заявила герцогиня, гордо вскинув голову. — Удалив меня, вы будете действовать себе во вред.

Мазарини беспокойно шевельнулся за креслом.

— Ну что вы, дорогая, не сердитесь, — миролюбиво произнесла королева. — Ведь это временно. Мы обязательно что-нибудь придумаем. Если вы будете любезны с кардиналом…

Мари взглянула на Мазарини, и вдруг ее словно обдало жаром: сквозь благопристойные черты итальянца и его слащавую улыбку проступил насмешливый прищур серых глаз и ироничная складка тонких губ. «Я не воюю с женщинами», — зазвучал в ушах Мари знакомый голос.

Через несколько дней герцогиня уехала в Дампьер, намереваясь пробыть там совсем недолго. Посовещавшись с Кампьоном, она решила держать связь с герцогом де Бофором — сыном Сезара де Вандома, давнего врага Ришелье. «Что ж, ваше величество, — думала Мари под стук колес, и ее щеки пылали от гнева, — вы еще горько об этом пожалеете! Не сомневайтесь, я буду очень любезна с кардиналом! Когда он навсегда покинет Францию…»